Алексей Соколов - «По ту сторону»

Гроза разгулялась не на шутку, дождь тоже, как из ведра. Обычный вечер обычного дня в Зоне. Пастух подкинул несколько влажных корявых веток в мягко горящий костер. Погода мало беспокоила, ему повезло – нашел этот полуразвалившийся сарай. Видимо, старый дровяник. В чудом уцелевшее стекло маленького окошка колотил ливень. Хоть крыша не протекает – можно нормально обосноваться здесь, вот только не хочется. Грозу пересидеть, а потом в бар дернуть. Хватит, наелся Зоной. По самое горлышко наелся. Сбыть хабар и к чертовой матери отсюда…
А ведь как все начиналось. Романтика, вольная сталкерская жизнь! ЗОНА! Сказки для идиотов. Вся романтика в том, чтобы живым вернуться, загнать хабар и напиться в доску. Вольная сталкерская жизнь тоже оказалась далеко не сахаром – пот, грязь, радиация, усталость и кровь. Причем, крови порой даже больше, чем всего остального. Друзья есть – всегда помогут, поделятся, а поговорить не с кем. Устало отмахиваются: «Опять ты со своей философией!..» Про прошлую «дозоновую» жизнь разговаривать не принято. Все, ты в Зоне. Это твое прошлое, настоящее и будущее.
Пастух вздохнул, отложил почищенный Калашников, натянул поплотнее капюшон и задумчиво пошевелил угольки.
Паршивый день сегодня. В группу Шатуна он не попал – тот ушел с двумя новичками, что б пообтерлись, а с незнакомыми ходить не хочется. Пришлось идти в одиночку. И в итоге день насмарку – от Периметра отошел километров на пять, артефактов почти не нашел, а патроны все истратил – псевдоплоти сегодня в ударе, так и прут.
Верно ему в баре сказали два месяца назад, когда он только-только пришел: «Неее, парень. Тебе Зона ничего хорошего не даст – ни денег, ни счастья». Верно сказали. Это место для тех, кому терять нечего. Для тех, кто в жизни разочаровался. А ему, Пастуху, еще и тридцати нет. Останься он в родном селе, уж может и женился бы, хозяйством обзавелся, детишек опять-таки. Нет, потянуло на романтику. Настоящим мужиком себя почувствовать! На тебе романтику! Жри ее горстями! Да только руки от кровавой грязи вытри…

- Эй! Есть тут кто?! - Сквозь шум ветра и дождя прозвучал уверенный мужской голос. - Сталкеры, есть кто внутри? Пустите непогоду-то переждать? Не стреляйте, сынки! Один я.
Пастух напрягся: кого там кровосос принес. Голос незнакомый, лишь бы не мародер.
- Заходи, дядя! Только медленно и руки на виду держи!
Покосившаяся дверь со скрипом отворилась и в сарай медленно вошел щуплый субъект в синем дождевике и с суковатой палкой в руке. За плечом вошедшего болтался не туго набитый рюкзак из мешковины:
- Добрый человек, пусти прохожего обогреться? – Из под капюшона на сталкера глянули веселые старческие глаза. – Бреду-бреду, смотрю – в оконце никак огонек играет? Думаю, пустят погреться? Идти еще далековато. А по такой погоде и того дальше. Не против соседства, парень?
- Заходи, дед, только не шали, я нервный. – Пастух ничего не имел против пришедшего, но своими словами прибавил себе уверенности. – Располагайся, места хватит.
- Вот, благодарствую! Промок весь, чай пообсохну к утру. А то ревматизм ежели на пути прихватит – куда ж дальше идти. Благодарствую! А ты что же, один здесь?
- А ты с какой целью интересуешься, старче? Интерес какой имеешь или так, разговор завести?
- Антирес, конечно. Да не про твои бирюльки, сынок. Любопытно просто – а коли дичина захочет поужинать? Чем ты от нее отбиваться будешь? Котелком чтоль? Автоматик-то безпатронный – отсюда видать. Вона, рожок пустой отстегнут. Были б патроны – зарядил бы. – Дед опустился на чурбак, положив рюкзак на колени, а палку отставил в сторону.
- Так и ты, дед, не особо для зверей-то опасен. Что-то кроме этого дрына и не видать у тебя ничего. А под плащом берданку не спрячешь. Да и обрез бы уж давно оттопыривался. – Пастух подозрительно окинул старика взглядом. – А ты вообще, как здесь оказался, дед? Что-то староват ты для Зоны. Без оружия ходишь, как по Крещатику…
- Да кому ж я нужен-то? Старый, костлявый, кости прогнили уже. Несъедобный я. – Дед, поморщившись, потер поясницу. – Живу я здесь, парень. Вот и хожу без оружия. Кто ж по дому с карабином ходит?
Пастух опешил. Сумасшедший дед! Вот принесла нелегкая на ночь глядя собеседничка. Ишь ты – живет он здесь. Маразматик старый.
- Хорош шутить, дед, не с сопляком разговариваешь. Как звать-то тебя?
- Да не шуткую я, сынок, взаправду говорю. Живу я здеся. Ну то есть в Чорнобильском районе. А звать меня Митрий Фомич. Председатель свиноводческого совхоза «Заря пролетариата». Слыхал про такой? Это километров 10 к северу отсюда.
- Не, не слыхал. Я так далеко не ходил. – Пастух озадаченно почесал макушку. – Брешешь ты, Фомич. Какой колхоз? Уж 25 лет тут ничего нету. Зона только.
- Кому Зона, кому Родина. Слыхал я про энту аварию на станции. Лектричество из ей шло. А потом бахнуло что-то и лектричество кончилось. Тогда весь совхоз растащили, люди уехали. Одни мы со Степанидой, жинкой моей, остались, да еще сын Минька. Куда нам ехать? Родились тута, выросли, работали. Некуда нам ехать. Вот и работничали втроем. А третий месяц, как Степанида померла, вдвоем остались с Минькой. Только он тоже не ахти какой работник стал. Болеет, кожа у его язвится. Вот, за мазью иду. Авось и полегчает.
- Ну ты даешь, Фомич! И чего, никак на тебя Зона не повлияла? Ты, вроде, не хворый никакой, раз хозяйство практически один ведешь. Во, дела! – Сталкер шумно выдохнул. – В баре расскажу, так не поверят! Действующая свиноферма в Зоне! И что же – даже свиньи есть?
- А то! – Дед горделиво приосанился. – Пятьдесят рыл. Упитанные, здоровые, что твои кадки! Хоть сейчас на всесоюзную выставку! Поросятся справно, хряки племенные.
А то, что здоров я – эт верно. Да разве за таким хозяйством один углядишь? Крыша в хате протекает немного, заборец надо бы обновить – совсем ветхой стал. Печка чадит полегку. Помогают мне иногда…
- Кто ж помогает-то? Тут из поселенцев только вы с Минькой и остались.
- Как кто? Сталкеры заходют иногда. Подсобят чего и дальше идут. Ну не за так, конечно. Харчуются они у меня, а после, как уходить соберутся, я им гостинцев каких надам. Так и живем – не тужим.
- И что, часто заходят? – Пастуха уже заинтересовал этот дед. Может и сумасшедший, но рассказывает складно. Будто и нет вокруг никакой Зоны с ее аномалиями, монстрами и остальным дерьмом. Интересно Пастуху послушать про сельскую жизнь, все-таки знакома она. Мирная…
- Редко заходют, но метко. Когда сами забредут, когда позову кого. Вот прошлый раз у меня паренек один две недели работничал. Добрый паренек, мастеровой. Мы с ним в хлеву крышу перекрыли, ясли поставили новые. Да еще и дров нарубил. Санькой звали. Улыбчивый такой. Хороший паренек… Только позавчера ушел. Домой, сказал, направился. Ты, ежели встретишь его, скажи, поклон Фомич передавал! Погостевать звал.
- П-передам. – Пастух пытался скрыть волнение. Этого улыбчивого Саньку сталкеры звали Скоморохом – смешливый молодой парень, шуток его не было конца. Пастух прекрасно его знал, все-таки одногодки и почти земляки.
Последний раз, примерно месяц назад, Скоморох уходил в Зону с Топтуном, опытным сталкером. Шли они в сторону Рыжего леса, да, видать, не дошли. Топтун вернулся один, без хабара и сказал, что Скоморох отстал от него в лесу, когда они нарвались на собачью стаю. Топтуну поверили, так как никаких причин врать у него не было. Выпили, конечно, за Скоморошью добрую память. И забыли. А вчера ранним утром Скоморох ввалился в бар с полным мешком артефактов. Загнал их бармену-скупщику не торгуясь и ушел. Ни с кем не разговаривал, ничего не рассказал. Даже не поел. Самое главное то, что продал он абсолютно ВСЕ. И амуницию, и детектор аномалий, и винтовку. Только складной нож оставил. Вот оно как! Значит домой Скоморох пошел. Молодец! Пастух даже позавидовал ему. Вот он, оказывается, где был – на ферме работал. Дела!..
- За мазью, говоришь, идешь, Фомич? А куда? За Кордон чтоль?
Дед благодушно рассмеялся, показывая ровные белые зубы:
- Зачем за кордон? К соседу я иду. Километров пять топать.
- Сосед тоже? Председатель? – Почему-то сталкеру показалось, что дед сейчас ответит утвердительно и начнет рассказывать про еще один совхоз. Какой-нибудь овечий или птичий. Но Пастух ошибался.
- Не-е-ет. – Снова рассмеялся дед. - Никакой он не председатель. Просто человек хороший, Федосом Николаичем звать. Хутор у него свой, на окраине желтого леса. Он мне Саньку-то и посоветовал. Подобрал он его порватого зверьем на опушке. Ну подлечил хорошенько, народными способами, знахарь он. И мне привел, на откорм, так сказать. А Санька еще и рукастым оказался. Как на ноги встал, так сразу: «Чего, Фомич, подсобить по хозяйству?». Вот и сгодился. К Федосу я иду, ага. Что-то мы заговорились с тобой, парень, а как величать тебя и не знаю.
- Пастух. – По привычке произнес сталкер, потом осекся. – Паша.
- А чего ж пастухом-то прозвали?
- Деревенский я. До Зоны пастухом работал, потом подался вот. На вольные хлеба… - Пастуха никто не расспрашивал про личную жизнь и поэтому он немного смутился. – Думал, что денег подзаработаю. А оказалось, что плохо тут. Не мое это. Я к другой свободе привык. А не к этой… Отстань, дед…
- Да я и не пристаю, не губься. Понимаю… Я ж поэтому и в город не поехал, после аварии энтой. Сам всю жизнь на земле, не могу в городе долго жить. Давай ужинать чтоли? Заговорились мы.
- Извиняй, Фомич. Нечего. Полбуханки хлеба осталось на утро, а больше нету. Не рассчитал немного перед выходом. – Пастуху было даже немного стыдно перед дедом: вроде гость, а угостить нечем.
- Давай, режь хлебушек. У меня сальца запасено – Федосу гостинец. Ну да ничего, чай не обеднеет. Лучок вот тоже… соль… ах, перчику забыл прихватить, ну да кабы знал…
Пастух нарезал хлеб, подал старику. Тот достал из-за голенища своих резиновых сапог кривой нож, обтер его о штанину и начал нарезать сало.
- Чичас поужинаем, Пафнутий, и на боковую. Ни свет, ни заря вставать, чтоб к восходу до Федоса дойти. А еще обратно. Как там Минька… Ты кушай, Паша, не красней. Баш на баш: ты – хлеб, я – сало. Все по-честному, не совестись.
Пастух ел молча. Он уже давно забыл про свою подозрительность. Бедный дед. Четверть века здесь живет, на руинах прошлого. И руки не сложил. Хозяйничает, председательствует в разрушенном совхозе. Побольше б в Зоне таких председателей, может и подобрела бы она.
Фомич стряхнул с бороды крошки:
- Ложись, Паша, спать. Я покараулю, потом тебя разбужу. Бессонница у меня, часа через три спать захочу – сменишь. Давай, я пока по нужде схожу.

Пастух проснулся, когда солнце уже показалось за горизонтом. Дождь кончился, только вязкая грязь напоминала о ночной буре, а на небе не было ни облачка. Благодать! Пастух довольно потянулся. И вдруг вспомнил – а где дед Фомич? Он, вроде как караулить оставался, разбудить обещал. Сталкер обвел взглядом сарай. Может ему вчера, от усталости, почудился этот странный дед? Или Зона наваждение напустила? Говорят, такое случается. Да вроде нет. Вон и лучок на чурбачке, заменявшем вчера стол, лежит. И пара ломтей черного хлеба с аккуратными ломтиками сала. Не почудилось, значит. А где дед?
Сталкер вскочил – где автомат!? Где контейнер с артефактами?! Вот они. Лежат, прикрытые какой-то дерюгой. Все нормально, не воришкой дед оказался. Пожалел, видимо его, не стал будить. Досидел до утра и пошел своей дорогой, к Федосу Николаевичу. Добрый путь тебе, Фомич. Пастух мысленно поблагодарил странного деда и, с удивлением вспоминая вчерашний разговор, начал собирать вещи. До бара еще топать и топать, а молодой организм уже начал требовать калорий.
Сборы заняли не больше минуты – пристегнуть к автомату пустой магазин, закинуть за плечо контейнер и готово. Сунул в карман остатки вчерашнего ужина – перекусить по дороге, окинул прощальным взглядом свое убежище и вышел на улицу.

Примерно километр Пастух прошагал в задумчивости. Ничто не мешало его спокойствию – места эти сталкерами хожены-перехожены, аномалий минимум, да и то самых примитивных, монстры крупнее тушканчиков здесь редкость. Лепота. Артефактов тоже не сыскать – окраина Зоны. Впереди раздались громкие голоса, Пастух прислушался. И сразу уловил знакомый бас Шатуна – он с группой возвращался из рейда. Вот и хорошо. Идти будут нескучно, да и на новичков интересно глянуть. Сталкер припустил рысью и вскоре увидал группу, остановившуюся рядом с невысоким кустарником. Они что-то шумно обсуждали, размахивая руками и матерясь. Кричать издалека в Зоне не принято, поэтому он подошел поближе…

Небритый здоровяк Шатун и двое молодых, чуть за тридцать, сталкеров стояли, сгрудившись, возле какого-то большого тюка. Завидев Пастуха, Шатун сделал приглашающий жест, и двинулся ему навстречу. Молодые остались на месте - согласно неписаному правилу, старший группы не обязан представлять им своего знакомого. Поэтому они дружно делали вид, что Пастух им безразличен и продолжали рассматривать непонятный продолговатый предмет.
- Здорово, бродяга! – Подошедший Шатун хлопнул Пастуха по плечу. – Как сходил? Ты не обижайся, надо же и смену себе готовить. Я думал с тобой послезавтра пойти, а ты вишь, один прогулялся. Есть добыча?
- Два «выверта» и одна «медуза», шелуха. А у тебя как? – Пастух был рад встрече, но на откровения со сталкерами, даже такими, как Шатун, его никогда не тянуло. Тем более, что это именно ЕГО добыча. Добытая в одиночку. А значит – неприкосновенная для всех, кроме него.
- Тоже мусор. Далеко не пошли, мальцы еще в нашем деле. Первая ходка, сам понимаешь. Зато смотри, что мы на обратном пути зацепили! – Шатун самодовольно ухмыльнулся, увлекая Пастуха за собой. – Это не каждому опытному сталкеру удается. Пойдем, покажу! Представляешь, идем, никого не трогаем! И тут из-за куста контролер вываливается! Здоровый, как лось! Он и хрюкнуть не успел, как парни в него по магазину разрядили! Быстрые оказались. Мне только добить осталось.
Они вместе приблизились к двум новичкам. Те поприветствовали Пастуха и представились: Челнок и Цифра. Он назвал себя и взглянул на лежащее тело, закутанное в синюю непромокаемую ткань…

- С-суки-и!.. – Будто молния пронеслась перед глазами Паши-Пастуха. – СУКИ!!!!!
Резко сорвав с плеча автомат он развернулся к оторопевшим сталкерам:
- Какая тварь! Кто! Убью, ублюдки!!!!!!
Он замахнулся пустым автоматом на стоящего рядом Челнока. И тут же нарвался на мощный удар в челюсть. Упав навзничь, он по-детски заморгал глазами. Над ним навис Шатун:
- Ты чего, паря?! Башкой где-то треснулся, или под Выжигатель попал? Чего кидаешься, идиот?!
- Уйди, сволочь. – Пастуха трясло. – Уйди! Слышишь?! И вы уходите, мрази! Что он вам сделал? Он просто шел! Сволочи! Вам бы только стрелять, да по грязи лазать! А он… он…
Из его глаз текли слезы, рука судорожно искала нож.
- Уходим, парни. Что-то с ним не то. Очухается – сам к бару выйдет. Не обращайте внимания. У некоторых это бывает. Уходим. – Шатун резко развернул свою группу и быстрым шагом стал удаляться от кустарника и сидящего под ним Пастуха. Тот смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду. Потом осторожно перевернул тело.
На него глянула уродливая морда одного из самых страшных порождений Зоны – контролера. Черные глаза даже после смерти их хозяина пронизывали насквозь. Но это был он. Это был его дождевик, его клюка и его старый потрепанный мешочек. И сало. В обмен на мазь…

…По грязному болотистому полю шел человек. Не сталкер. Без оружия, с одной лишь суковатой палкой в руках и худым мешком за плечами. До бывшего свиноводческого совхоза, где теперь обитала псевдоплоть, оставалась еще пара километров. Сталкеры не заглядывали туда. Артефактов нет, а нарваться на взбешенного кабана – шанс очень большой. Но человек шел именно туда. Там умирал молодой контролер. Сын того контролера, который оказался человечнее многих людей. Сын Митрия Фомича. И человек нес ему лекарство.

Вячеслав Хватов - «Изгой»

Я достал из одного из многочисленных накладных карманов английскую булавку и кое-как скрепил разодранный рукав. И вроде бы цепляться при выходе из автобуса было не за что, но гармошка дверей распорола дешевую ткань куртки, отхватив при этом приличный кусок.
Ладно. Вечером залатаю прореху, а сейчас и так сойдет. Надо догонять группу, а то проводник, на которого скинулись все двенадцать новичков, уже бодро вышагивает на дальнем конце конечной остановки, остальные вновь прибывшие семенят за ним, словно стайка желторотых птенцов за мамашей, а я стою тут раскрывши хлебало.
К вечеру, истоптав тропинки, известные лишь одному нашему «Сусанину», мы вошли в деревню новичков. При этом никакого периметра, в привычном его понимании, группа не пересекла. Где-то в густых зарослях леса пару раз наткнулись на остатки забора из колючей проволоки, да и только.
В местный бар со смешным названием «Выпивоха» отправились только четверо. Остальные разбрелись по развалюхам, которые домами назвать язык не поворачивался.
Наш квартет разместился за свободным столиком в самом темном и сыром углу забегаловки. На моей родной Луганщине в таком месте не стал, наверное, сидеть и самый последний бомж. Склизкая столешница похоже не знала тряпки со дня своего изготовления, а пахло чем-то средним между плесенью и блевотиной.
Есть мне сразу расхотелось, и поэтому я решил, хряпнуть двести грамм, чтобы заглушить боль в стертых до крови ногах, и отправиться на боковую в местные апартаменты.
А вот тут-то меня ждало еще одно разочарование. В том самом кармане, где должна была покоиться толстая пачка Советских купюр, на которые я обменял все свои сбережения в гривнах, моя рука нащупала лишь несколько Советских же монет. Их хватило только на кружку самого дешевого местного пива «Лиманское».
Потягивая это пойло бес цвета и запаха я и почувствовал, что неопрятно одетый мужик, что сидел за столиком напротив, бесцеремонно разглядывает меня с ног до головы. Поймав мой взгляд, он тут же вскочил и вихляющей походкой направился в нашу сторону.
- Шуруп, - протянуло руку почему-то именно мне дитя местных болот и пустошей.
- Алексей, - я сжал его липкую вялую ладонь и тут же вытер свою о собственные штаны, которые после скитаний по лесному болоту возле периметра были все равно чище.
- Чего такой угрюмый, Алексей, а? – Шуруп оскалился, продемонстрировав перспективную для стоматолога челюсть и дыхнув при этом в лицо таким смрадом, что все прочие запахи, перебившие мне до этого аппетит, теперь показались бы просто изысканным букетом от кутюр.
- Да так… - отодвинувшись подальше так, чтобы это было не заметно, я отвернулся в сторону, давая понять, что разговор окончен. В мои планы не входило изливать душу перед первым встречным бродягой.
- А вот давай и дерябнем с тобой за знакомство и для поднятия настроения, А, угрюмый? - не унимался Шуруп.
- Наливай, - я сделал вид, что не понял недвусмысленного намека. И дело вовсе не в том, что угостить этого шныря не позволяло мое финансовое состояние, (на последние двадцать копеек заказать можно было разве что пару щепоток соли из солонки) – просто категорически не хотелось сидеть за одним столом с каким-то облезлым чмо.
- Так это… - Шуруп, видя, что его не понимают, на секунду растерялся, - ты угощаешь, Угрюмый, или как?
- Или как.
Передо мной встал выбор: дать этому Шурупу в торец или молча допить «Лиманское» и пойти баиньки.
Я выбрал нечто среднее и, толкнув в сторону шныря казенную железную кружку с остатками пива, поднялся из-за стола. Все равно вечер был безнадежно испорчен, и предпоследняя сигарета, призванная перебить во рту кислый привкус от «Лиманского», покинула мятую пачку, а я, под неодобрительный гомон соседей-сталкеров, собирался покинуть это негостеприимное заведение,
- Нехорошо начинаешь, паря, - бросил мне вслед сидевший в обнимку с СВД не молодой добытчик артефактов. – У нас не принято, чтобы новички отказывали в выпивке Шурупу. Традиция такая, да и примета.
Я не стал слушать, что он там еще бормочет, и под раздающееся со всех сторон «не жилец», «плохо кончит», «первая «воронка» - его» и прочую чушь, вышел на улицу.
Свободное место удалось обнаружить только в третьей по ходу от бара избе, и я уселся в углу, привалившись спиной к неровной стене, и принялся смотреть, как долговязый парень в поношенной армейской горке шурует палкой в металлической бочке, вороша там остывающие угли. Дылда кинул на дышащее жаром месиво охапку заготовленного ранее хвороста и, пристроив сверху несколько поленьев, положил на горловину импровизированного очага самодельную решетку. Предназначена она была, скорее всего, для жарки мяса, но сейчас сталкер, представившийся как Горох, водрузил на решетку котелок с остатками супа из тушенки.
Я сглотнул слюну и покосился на грязный матрац, расстеленный возле старого телевизора «Рубин», служившего тумбочкой.
- Две пятеры или одна семера, и лежак до утра твой. Я все равно сегодня в ночную, - Горох хлебнул свое варево через край и крякнул от удовольствия.
Вот так! Мало того, что супчиком не угостил, так еще и за постой плату требует. А ведь я своими собственными глазами во втором доме видел, как матрац, на котором дрых до этого встающий на дежурство сталкер, тут же, без разговоров, занимал другой. Вот и подумалось, что лежанки тут общественные. Наверное так оно и есть, но, судя по всему, с новичков все стараются содрать деньгу за любой чих.
Починив куртку, я проводил взглядом отчалившего по делам Гороха, который перед этим аккуратно скатал матрац и убрал его в сундук, не забыв при этом закрыть на замок пузатое хранилище скарба.
Мне оставалось только подкинуть в бочку халявных дровишек и улечься поближе к огню. Запихал под голову свой тощий рюкзак той стороной, где находился теплый свитер, а укрылся куцей старенькой курткой.
Не сомневаюсь, через пару минут в комнате стоял богатырский храп, быть может, слышимый и на улице возле костра. По поводу него мне еще там, на большой земле говорил мой напарник по дежурству, Витек:
- Загремишь ты, Леха в Зоне со своим этим ночным генератором низких частот под фанфары. Его же за версту слыхать.

Проснулся я от того, что кто-то укусил в спину. Больно так. И тут же еще раз, и сразу третий.
Вскочил как ошпаренный. Запах паленой шерсти не предвещал ничего хорошего. И точно!
Несколько угольков, мать их, проделали три совсем не аккуратные дырки в многострадальной куртке, а заодно и в водолазке, и едва не добрались до моей шкуры в районе лопаток.
Тудыть твою, растудыть! Ну, водолазку, допустим, можно заменить на свитер, убрав ее в рюкзак до лучших времен. А с курткой-то что делать? Ведь даже заплаток не из чего сварганить.
Ничего не остается, как посидеть оставшуюся часть ночи возле костра, послушать, что другие говорят, да самому подумать, перетряхивая в рюкзаке скудные пожитки, что делать дальше?
Самая главная моя проблема ведь не в куртке, а в том, на какие шиши теперь купить хотя бы самый завалящий обрез. Без оружия в Зону нельзя, сразу сожрут. Если не эти чудовища, о которых на большой земля ходят легенды, то чудовища двуногие. Этих-то я и сам навидался вдоволь. А ведь в Зоне, где до ближайшего отделения милиции трое суток на оленях, «пацаны» чувствуют себя как рыба в маринаде.

- Давай тащи свою задницу ближе. Чего там у кустов жмешься, – крупногабаритный бородач махнул мне рукой и продолжил выскабливать ложкой банку из-под килек в томате. – Не боись, Угрюмый, никто тебя на бухло раскручивать не будет.
У костра засмеялись.
Надо же, - пронеслось в голове, - как тут быстро слухи и сплетни распространяются. Вот и Угрюмым с легкой руки Шурупа окрестили.
- Ты не стесняйся, малой. Если надо чего, спрашивай. Никто тебя тут не съест. – Бородач выбросил пустую банку. – Только взаймы не проси. После вчерашнего, думаю, тебе и сам Сидорович ничего одолжить не рискнет.
- Это местный барыга что ли?
- Можно и так сказать. – Бородач вытер рукавом рот и закурил папиросу, услужливо протянутую ему смуглым парнем, кутавшимся в длинный плащ. – Только кому барыга, а кому и отец родной. Многих здесь с того света вытащил. Не своими руками конечно, но так сказать… - сталкер замолчал, не в силах закончить и чересчур длинную для него фразу.
Я понимающе закивал и удостоился благодарного взгляда бородача.
- Короче Банщик, - представился он, руки, впрочем, не протянув. – А это Масло, Герма, Тип-топ и Шишка.
Некоторые из сидящих вокруг костра сталкеров просто кивнули, кто-то подмигнул, а кто-то улыбнулся.
- А ты, значит, у нас Угрюмый. – Баньщик сложил руки на груди.
Ну Угрюмый, так Угрюмый. – Подумалось мне. – И на том тебе, Шуруп, спасибо. Мог ведь и Жлобом за глаза прозвать. Вот только интересно, каким образом остальные тут свои прозвища получили?
Этот самый вопрос, но уже вслух я и задал Баньщику.
- Да просто все, - здоровяк рассмеялся. – Многие по фамилии, как Шишкин и Маслов, а кто по делам своим. Вот Герма у нас насобачился гермодвери в заброшенных бункерах вскрывать. Да так ловко, что никто и близко повторить не может. Мастер! А вот Тип-топ, как ты уже, наверное, дотомкал, кликуху за свою присказку получил.
- Не сцы, Угрюмый. Все будет тип-топ, - словно на бис, раздалось с той стороны костра.
- Шуруп же вкручивается в человека, клещами не оттащишь, - продолжал Баньщик. – Ну, это ты уже и на себе почувствовал. Вот такие дела.

Чего только не наслушаешься, коротая время до рассвета возле костра в компании опытных и не очень сталкеров. Конечно, о том, что со временем некоторые бродяги Зоны организовали что-то вроде кланов с пафосными названиями «Долг» и «Свобода», а так же непонятный «Монолит» слухи по всем городам и весям бывшего Союза бродили давно. Но Баньщик и его друзья рассказали мне много интересного. Например, о том, что «Свободу» основал один из бывших боссов «Долга», поссорившийся со своим компаньоном и напарником по первым ходкам в Зону. В чем уж там у них заключался конфликт одному Богу известно, но теперь-то понятно, почему эти анархисты сидят на бывших военных складах. А вот то, что этими балбесами так же как и долдонами из «Долга» руководит бывший вояка, показалось странным. Но странностей здесь и без того навалом. Начнем с того, что сама Зона – странное место.

За разговорами я и не заметил, как из-за бугра, что терялся в тумане по левую руку от меня, выкатилось заспанное, подернутое дымкой солнце. Как будто кто-то сорвал с него теплое одеяло тумана, напомнив, что уже утро и пора на работу. Светило здесь тоже, кстати, было странное. По крайней мере, сегодня. У оранжевого диска, как у того блюдца, наличествовала ярко красная каемка, а центр был ослепительно белым.

- Берлога Сидоровича вон там, - кивнул мне Тип-топ. Я подцепил лежащий рядом рюкзак и отправился на переговоры с местным авторитетом, которые не обещали быть легкими.
Торговец напомнил мне нашего Сан Саныча - главбуха из фирмы, в доблестных рядах ЧОПа которой мне довелось проработать последние три года, и поэтому благоговейного трепета, как большинство новичков, перед ним я не испытывал. Бодаться с прикордонным олигархом пришлось битых полчаса. Он – мужик-то деловой, но и я в финансовых вопросах не одного слепого пса съел. В итоге торговец не выдержал и пошел на уступки.
- Шибко ты борзый, - Сидорович, которого я постоянно называл Сидорычем, оторвал, наконец, свои клешни с закатанными до локтей рукавами рубахи от стола и, не вставая со стула-вертушки, потянулся к кодовому замку сейфа. Поколдовав над капризным механизмом, он достал из металлических недр обыкновенный белый конверт, из которого тут же с ловкостью фокусника извлек фотографию мужика с большими залысинами, впалыми щеками и бесцветными рыбьими глазами, смотрящими куда-то мимо тебя.
- Но может быть эта вредная черта твоего характера тебе и поможет. Хотя Зона таких как ты, Угрюмый, и обламывает быстро, но в данном случае далеко в нее свою задницу не потащишь. Старая лесопилка в трех километрах от заброшенного блокпоста. Вот где Химик прячется. Если тебе удасться приволочь его сюда живым, ставка удваивается, ну а на нет и суда нет.
Хе. – усмехнулся я про себя. – Удваивается! Даже тогда не покрыть мой долг, который записал в свой гроссбух торговец после того, как втюхал новичку поюзанный обрез, коробку патронов к нему, пару буханок черствого серого хлеба и пяток банок тушенки хрен знает какого года выпуска. Ах, ну да! Инструктаж по обращению с аномалиями дорогого стоит. Только сдается мне я и без этого обошелся бы. Да ты не сИдорович, а СидорОвич какой-то. Плачет по тебе топор, старик-процентщик.
Ну возмущаться и сокрушаться можно еще долго, все равно вслух торговцу я этого не скажу, и вот, вздыхая и матерясь, ваш покорный слуга направил свои стопы в сторону того места, где когда-то визжала циркулярная пила и другие агрегаты по производству опилок.

Не знаю, может быть кровь моя отлегла от мозгов и направилась в сторону желудка, ведущего неравный бой с целой банкой тушенки, или местная погода так действует, да только взобравшись на пригорок возле дороги, по которой уже много лет никто не ездил, и, увидев четырех сталкеров, след в след неспешно идущих по своим делам, я отчего-то решил, что топают они вглубь Зоны через тот самый заброшенный КПП. По карте вроде так выходило.
Недолго думая, пристроился сзади и поплелся вслед за ними. Тем более в одном узнал давешнего Масло. Ни он, ни его спутники против этого не возражали и вопросов лишних не задавали. Тут так и принято, если сам ничего о своих планах не рассказываешь, никто и не спрашивает.
Вся дорога заняла часа три. Сначала, когда шли перелеском и пробирались сквозь высокую сухую траву бывшего колхозного поля радовался, что все так удачно сложилось и усом не вел. Тем более, что и нет у меня усов-то. Потом началось болото.
Первые нехорошие мысли появились после того, как пятерка моих попутчиков бодро раскурочила проход в двух рядах ограждения из ржавой колючей проволоки. Еще километра через три показались вполне себе целенькие домишки. Ни тебе проваленных крыш, ни выбитых стекол. И машины снуют туда-сюда. А какие в Зоне спрашивается машины? Там и на бэтре-то не проедешь. Либо воронка, либо другая гравитационная аномалия вмиг превратит твое средство передвижения в кусок железа с консервированным мясом внутри. А тут пара грузовиков под разгрузкой, автобус… Мда!
Все прояснилось, когда зашли в поселок и бросили свои кости в местном кабаке. Оказывается, умудрился я выйти за периметр Зоны, и теперь нахожусь даже не в ее предбаннике, а в самом что ни на есть цивильном населенном пункте – бывшем райцентре Кабановке. Вот так вот!
Ну, делать нечего, перекушу сейчас выданными Сидоровичем консервами и обратно. Дорогу вроде бы запомнил. Правда, ботинки ноги натерли, но не ночевать же здесь. Тем более, что и здесь за постой наверняка платить придется, да и до темноты еще далеко. Как раз успею дойти до деревни новичков, переночую там, а уж завтра с новыми силами…

За этой мыслью и застал меня ощутимый толчок в пол забегаловки. На грязных полках тревожно звякнула посуда, мигнула засиженная мухами лампочка и на пару секунд воцарилась такая неестественная для питейных заведений тишина. Затем еще раз качнуло, и еще, и по столикам пронеслось:
- Выброс!
И тут заговорили сразу все. До ближайшего выброса оставалось еще два с половиной дня. Получается, этот внеплановый, а это значит, что многим застигнутым врасплох сталкерам не довелось пережить сегодняшний день. Уж я-то точно сейчас напоминал бы вынутый из микроволновки гамбургер. Судя по карте, до заброшенной лесопилки от Сидоровича ходу часов шесть-семь, и никаких деревенек или городков, в подвалах домов которых можно было бы укрыться от аномальной стихии, по дороге нет.

Выпив вместе с какой-то компашкой за упокой души всех тех, кто был в пути, я закинул за плечи рюкзак и отправился в обратную дорогу. И на этот раз ни зверюг, ни военных на моем пути тоже не возникло. Флегматичного Гороха в том самом доме уже и след простыл, а вместо него на знакомом прожженном матраце дрых круглолицый небритый здоровячок. Ни огня, ни даже теплых углей в бочке не было, поэтому, хлебнув водицы из своей видавшей виды фляги, я устроился в углу лечить свои истертые в кровь ноги.
Хоть и пришлось сегодня по собственной дурости отмахать по Зоне десяток-другой километров, сна не было ни в одном глазу. Поэтому вечер обещал быть длинным, и кроме как у костра – этого практически языческого толковища, скоротать его было негде. В кабак хода нет по причине полной финансовой несостоятельности, а лежать и несколько часов пялиться в покрытый трещинами потолок мне не улыбалось.
У огня кроме сменившегося часового и еще какого-то забулдыги никого не было. Я покосился на в конец опустившегося сталкера и в деталях себе так представил себя на его месте. Есть у меня такая черта – накручивать себя попусту. Хотя на самом деле не все уж так и плохо: первый заказ есть, оружие какое-никакое опять же и опыт – «сын ошибок трудных» помаленьку набираем. Вот только есть опасения застрять тут, как этот тип невменяемой наружности. Вон вторые сутки пошли, как по прикордонью мотыляюсь. Не застрять бы.
Леший, так величали часового, к разговору не был расположен, а оборванец и вовсе дремал, уткнувшись носом в грязный ватник. В результате я так и просидел несколько часов, пытаясь загипнотизировать огонь, пока не сменился еще один часовой с северной окраины деревни. Сундук оказался куда как более разговорчив. Он долго травил бородатые анекдоты, пока предметы у меня перед глазами потеряли четкость своих очертаний, окрасившись при этом в нежно розовые тона. Однако что-то в сон клонит. Надо этим воспользоваться и вернуться в «свой» дом. Утро вечера утреннее.

- Ну, показывай, что принес, Стал… - начал с порога свое обычное Сидорович, но осекся. Не сказать, чтобы он сильно удивился моему появлению, но брови поползли наверх, и торговец пробубнил:
- Не ожидал, не ожидал тебя увидеть.
Вот и пойми, то ли не ожидал совсем, уже записав в покойники, то ли не ожидал так рано.
- Я это… мне бы нарисовать, как до лесопилки дойти.
Сидорович ничего не ответил, а, оттопырив губу, достал из ящика листок, с отпечатанным текстом на одной стороне, и принялся чертить огрызком простого карандаша.
Получив желаемые каракули, я, не мешкая, смылся из логова торговца, пока тот не содрал с новичка за самодельную схему десяток-другой «деревянных».
К слову для меня до сиих пор остается загадкой, откуда в Зоне столько советских купюр, да еще в таком хорошем состоянии. Рисует их тут кто-то что ли?

Лесопилка была не просто заброшена, а ЗАБРОШЕНА! Я и не заметил ее сразу. Несколько поросших травой холмиков и куча металлолома, увитого плющом. Да и ту обнаружил, только споткнувшись о станину развалившейся пилорамы.
Химик, привлеченный моим шумным вторжением свои владения, стоял возле входа в свою нору и, вытирая левую руку о прожженный в нескольких местах зеленый резиновый фартук, пристально наблюдал за мной.
Возникла неловкая пауза, и я, не придумав ничего более умного, брякнул:
- Здрасте.
- А я думаю, что за псевдоплоть ломится через заросли? – вместо ответного приветствия проскрипел Химик. – Случайно забрел или по делу?
Голос его был таким же отвратным, как и внешность. В натуре Химик казался лет на двадцать старше, чем на фотографии. По краям заметно увеличившейся лысины на его голове торчали воистину мефистофелевские рожки из скрученных засаленных волос, каждую щеку «украшали» по две глубоких морщины, левая пара которых была перечеркнута корявым синюшным шрамом. Наверное, след от неудачного опыта. Поджатые тонкие бледные губы придавали его физиономии презрительно-заносчивое выражение, левое ухо торчало в сторону сильнее правого, а на кадыке, выступающем из тонкой цыплячей шеи, красовалась огроменная красная бородавка с тремя волосками посередине. Воистину фотограф был мастером. Ему удалось не только скрыть нескрываемое, но и кое-что приукрасить.

- Я от Матвея, - выпалил ровно то, что велел мне Сидорович и на всякий случай, впрочем, запоздало уже, нащупал обрез под курткой.
- А-а-а. Ну заходи тогда, - Химик оскаблился, явив миру свои черные зубы. Только теперь я заметил, что правую руку он все это время держал на расстегнутой кобуре.
Этот самый Матвей, скорее всего, был для Химика авторитетом, потому что повелитель реагентов и реактивов сразу расслабился, повернулся ко мне спиной и, даже не пригнувшись, вошел в низенький дверной проем своей землянки-лаборатории.
Более удобного момента могло и не быть, и я, недолго думая, схватил его левой рукой за шиворот, а правой потянулся к кобуре.
Не знаю, в чем была моя ошибка: может напрасно мысленно уже прикидывал чего бы еще выцыганить у Сидоровича за живой товар, может, недооценил этого хлипкого мужичонку, только Химик вентилятором выкрутился из моего захвата и моментально исчез из поля зрения. В следующий момент я уже сложился пополам от удара ботинком в пах, а затем прямо в лоб прилетело что-то тупое и тяжелое.

Тот, кого больно и с последствиями били по голове, знает, что последующее «пробуждение» чем-то похоже на «хмурое утро» после хорошей пьянки. Тот же звон между ушей, те же мухи в глазах, и во рту, словно кошки насрали. Резких движений делать не рекомендуется, иначе проснуться церковные колокола и примутся лупить своими молотками изнутри вашей черепушки.
Я и не дергался. Покосился на руки и ноги. Целы ли? Пощупал ребра. Нормуль. А вот на лбу корка спекшейся крови. Значит, ни по одной детали организма, кроме, моей никчемной головы, не били. Уже хорошо. Ну, тот удар ниже пояса не в счет. К тому же струмент, в отличие от башки, не болит.
Огляделся. Вокруг на столах и многочисленных полочках стоят колбы, реторты и еще какие-то незнакомые сосуды, наполненные жидкостями всех цветов радуги. Значит, здесь и выполнял Химик всякие частные заказы. А почему у него прикрышки из парочки амбалов не было? Всем был полезен и не ждал ничего плохого? Тогда кому помешал, и кто втянул в это дело Сидоровича, месте с ним и меня?
Ага, думать начал! А раньше этого сделать было нельзя?
Осторожненько встал и шагнул к выходу. Умыться бы. Вот и умывальник. Сунуть руку? А если польется какая-нибудь зеленая гадость? А воспользуюсь-ка вот этими перчатками. Нет, прозрачная водичка, и не пахнет вроде.
Уф! Сразу полегчало. И «малинового перезвона» в голове не случилось. Все-таки хорошо, что рассечение. Слышал где-то, если с рассечением, то и без сотрясения мозга такие манипуляции с черепом обходятся.
Вот пить из-под крана я не стал. Нащупал флягу на поясе. Ее, в отличие от обреза и патронов, Химик у меня не изъял. И где мне теперь его искать? На кордон, не выполнив заказ и профукав авансированные обрез и патроны, я не вернусь. Это понятно. Не понятно что делать дальше. Осмотреть тут все как следует что ли? Вдруг зацепка какая появится.
После полутора часов копания в ящиках с кулечками и пузырьками, пересмотрев ворох бумаг с непонятными загогулинами и табличками, уже было совсем впал в отчаяние, когда обратил внимание на куртку с эмблемой «Долга» на рукаве. Даже странно, что она так далеко от базы долговцев делает. Ведь просто так по Зоне в своей форменной одежке ни один сталкер ни из одного клана не шастает. На своих базах в карауле или большой толпой в рейдах – это да. Но какой такой рейд «Долга» может быть возле самого кордона? Странно все это.
Куртка хоть и не зацепка, но возможно и ниточка. Что ж, попробую потянуть. Авось и приведет она меня к Химику. Отправляюсь на «Росток».
Легко сказать, а вот сделать…
Переть по Зоне через незнакомые территории, когда из всего оружия лишь дуля в кармане…

Его невозможно было не заметить. Тело сталкера лежало на камнях в неестественной для живого человека позе. Похоже его тащили, но видимо кто-то или что-то спугнуло собравшегося сытно пообедать. А труп-то явно не первой свежести. Интересно, какая из местных тварей не гнушается падалью? Я даже этого не знаю, а поперся искать приключений на свою задницу.
Посмотрим, может быть у бедолаги хоть какой-нибудь ржавый нож завалялся. Совсем без оружия у меня нет шансов против тех, кто любит свежатинку.
Оба-на! Кобура на ремне, а в ней пистолет. Кажется этот украинский. Как его там… «Форт». И совсем не тронутый временем.
Так. Что тут у нас еще? Две запасные обоймы, аптечка с просроченными лекарствами и, о чудо, деньги! Советские рублики. Совсем немного, но на пожрать хватит.
Это уже совсем другое дело. Только непонятно, лежит упокойник вроде у самой тропы, лежит давно, а никто его болезного до сих пор не обшманал.
Подумав немного, стащил с покойника и берцы. Ему они уже без надобности, а со своими ботами я рискую остаться совсем без ног. А вот изодранный рюкзак с бурыми потеками брать не стал. Побрезговал. Поэтому весь доставшийся в наследство скарб рассовал по карманам и отправился в сторону бывшего завода «Росток», прокидывая подозрительные места на тропе болтами и гайками из своего заметно увеличившегося запаса.
И хоть на этот раз Сидоровича с его топографическими талантами под рукой не было, потертая карта, купленная по дешевке еще там, на большой земле, была способна задать хотя бы правильное направление. Я бы с ней и вчера за периметр не умотал, если бы не положился на свою интуицию, которой нет.
Наверное мне просто везло в это утро, но ни одна злобная тварь не явила свое личико, все попавшиеся по дороге аномалии я засекал еще издалека и болты в них швырял только чтобы подурачиться. Лес с двумя аленькими болотцами прошел легко и быстро. Где-то по левую руку осталась легендарная Свалка, с ее полезными, но жутко фонящими кучами мусора. Все хорошо, вот только жрать хочется зверски. Со вчерашнего дня ведь во рту конь не валялся.
Хоть и говорят, что лес прокормит, но только не этот. Всякие грибки и ягодки у меня доверия не вызывали, несмотря на правильность своих форм и крупные габариты, а дичь тут, как известно сама охотиться на человека, а не наоборот. Одним словом, злой, голодный и усталый вышел на опушку, и вот тут-то мое везение кончилось. То есть совсем.
Не успел сделать и трех шагов по краю оврага, перепрыгнув до этого вонючий ручей на его дне, как слева сзади раздалось таинственное «пук-пук-пук».
По началу и не понял, что это было. Врубился только, когда после повторного «пук-пук-пук» посыпались ветки у меня над головой.
По мне же стреляют, м-мать вашу.
Мутная водица зловонного ручья с радостью приняла мое впалое пузо, а чуть поодаль и еще что-то совсем неинтересное, округлое и ребристое.
Б-бах. По перепонкам ударил воздух, а по заднице комья земли.
Этак они меня совсем с дерьмом смешают, и не узнаю почем у этого Химика нынче синтетический героин. Рванули.
Да что такое! Вот и лес этот со злодеями заодно. За штаны своими сучьями хватает, больно бьет корягами по лодыжкам и норовит залепить глаза жухлой листвой. А еще в рот-компот паутины насовал. Не отплюешься.
Хотя нет, поторопился я на мать-природу наезжать. Преследователям моим тоже не сладко приходиться. Вон кому-то пнем подножку подставила. Горемыка кубарем на дно оврага скатился, да прямо в трамплин. Словно из катапульты обратно полетел, только уже частями.
Батюшки! А я там совсем рядом задницей вихлял, изображая водолаза-пластуна.
Да и тут не санаторно-курортная зона. Чуть правее ловушка в тысячу вольт меж двух столбиков сверкает, а прямо по курсу мелкие листочки хоровод водят. Не иначе «карусель». Слева же за мертвыми черными стволами зеленоватый туман висит над болотом с чрезмерным содержанием ведьмина студня в воде или недостаточным содержанием воды в ведьмином студне. Хрен его знает.
А вот чего этот овощ не знает, так это того, как я между двух «зеркал» проскочил. Вон колышутся позади меня, потревоженные духом моих не стиранных три дня носков. Это с торца, да во время колебания «зеркала» их хорошо видно. В фас и анфас эту гадость не разглядеть. Кто «зеркалом» назвал, наверное, первый раз тоже сбоку увидел, поскольку всех наткнувшиеся на эту аномалию с другой стороны больше не видел никто. Р-раз, и исчез человек.
Во я попал-то! Не правильно все это. Одно хорошо, преследователи отстали.
Как там: было у отца три сына. Один на лево пошел и не вернулся, другой направо пошел, чего-то там нехорошее нашел. Стало быть, мне прямо идти. Ведь слева сплошная ведьмина топь, а справа электра. Ее конечно обойти не вопрос, заметил ведь уже. Но эти дамочки поодиночке не гуляют, а данная особь еще и самая активная, трещит без конца, как настоящая леди на базаре. А если молчаливая попадется? Есть такие: тише воды, ниже (что самое опасное) травы, а сама как жахнет. Значит придется с каруселью в русскую рулетку играть. Назад-то я через зеркала не пойду. Щекотки очень боюсь и нервы у меня слабые. Дернусь и поминай, как звали. К тому же там, скорее всего, на привал устроились те, кто в меня стрелял. Небось чаи гоняют и ждут чем дело кончиться. Какая из аномалий их грязное дело доделает. Ноя на них зла не держу. Тоже поди наемники как и я. Меня по душу Химика послали, а их по мою. Хотя конечно я почему-то наперед знал, что не убью этого Менделеева местного разлива. А надо было. Сейчас бы сидел в баре, дегустировал пятизвездочный клопомор и радовался жизни.
Ну что родная потанцуем?
- Угу-угу, - запузырила всеми цветами радуги карусель, принимая в подарок уже вторую гайку.
Ух ты моя толстушка. Эка тебя разнесло. Одним боком валежник подталкивает, отчего та самая электра и трещит-волнуется, а другим боком в студне купается.
Вот оно – поле аномалий. Много слышал, а теперь воочию довелось увидеть. Но вся беда в том, что солюшена (прохождения по нашему) на форуме никто не выложил. Да и где тот форум? У господа Бога в домашней сетке разве что. А это значит, канае… думать придется самому. А я и придумал. Не даром сидя на ЧОПовском посту не в одну сотню кроссвордов селедку разного калибра заворачивал. Практика – великая вещь!
Вон ту хиленькую сосенку сейчас прямо в ведьмин студень завалим, и пока она будет падать, поверху пробежим.
Сказано – сделано! Всего-то десяток кровавых мозолей и сломанный трофейный нож.
Однако когда бежал по стволу этой сосенки угораздило меня представить, что там за этой каруселью твориться. Воображение вмиг нарисовало мощный трамплин, в бесконечном движении сношающий парочку электр (или электер? Или электров?), стайку любопытных воронок вокруг и одну уснувшую от скуки жарку позади всего этого. И так захорошело мне от этой мысли, что я едва не попробовал мыском зеленоватую гладь студня. Ну знаете, как обычно пробуют пальцами ноги воду в ванной. Не горячая ли?
Бог миловал, удержал я равновесие и походкой пьяного канатоходца добрался-таки до суши. А там меня не ожидало ничего страшного. Только лесной кровосос.
Он стоял покачиваясь в окружении редких уже аномалий. Ни его ли это рык я принял за урчание в своем пустом животе еще стоя там за каруселью? Зашел кровосос сюда по нужде или меня унюхал, история об этом умалчивает. Она вообще может на этом закончиться. Моя история.
Кровопивец встрепенулся и как показалось рыгнул. Может сыт? Черта с два. Вон в мою сторону потянулись мерзкие пульсирующие щупальца. Был бы у него язык, облизнулся бы. Рад наверное. Еще бы! Я бы тоже до соплей обрадовался, возникни сейчас передо мной курочка гриль в лаваше. Ну или хотя бы банка консервированной ветчины. Только не американской. Ненавижу соевое мясо. Кстати чтобы такого мне сделать, чтобы я показался ему невкусным? Обосраться? Вряд ли. С дерьмом съест и не поморщится. А потом и нечем. Вторые сутки нежрамши.
Если вы думаете, что кровосос стоял и ждал, пока я переберу в голове все возможные варианты спасения, то глубоко ошибаетесь. Все эти мысли пронеслись в течении двух секунд, а на третью любитель пососать чужую кровушку растворился в воздухе. Это они перед атакой так делают.
Глаза, где глаза. Если и стрелять теперь, то только по ним.
Схватился за кобуру, понимая, что одной обоймы на супостата не хватит, а вставить вторую мне никто не даст. Не успею.
Но я и достать-то свой «Форт» не успел. Не Ист Клинтвуд. К тому же неожиданно для себя обнаружил, что в правой руке держу шипящий и истекающий студнем обломок сосны. Хоть что-то.
- А-а-а, - почти без замаха швырнул в уже материализовавшуюся мерзкую харю отравленную деревяшку, но та цепанула обрубком за карусель и улетела в верх и вправо. Мы с моим другом-кровососом зачарованно смотрели за первым в мире полетом обрубка сосны, загаженного ведьмиым студнем. (Пусть только кто-нибудь мне попробует сказать, что видел нечто подобное). Этот дьявольский посох замкнул там наверху что-то с чем-то, и гигантская молния, срикошетив от толстого кривого ствола когда-то ясеня, ударила прямо в темечко…Нет не меня. Спасибо, но меня сегодня уже били по голове. Ударила она зазевавшегося кровососа. Шишкоголовый рухнул наземь, как подкошенный, а я остался стоять с открытым ртом. Так я стоял не помню сколько времени. При этом мысли роились в голове самые разные. Причем в диапазоне от лаконичных и вполне уместных типа «едрит твою за ногу» до экзотических. Ну например вопрос «Интересно, как там сыграло киевское Динамо с Ювентусом».
Наконец я вышел из ступора и обломком ножа откромсал кровососу его щупальца. Кто-то говорил мне, что за них ученые дают приличные деньги. Естественно кто и когда, я сейчас не вспомню.
Меж редких аномалий я плелся, будто меня все-таки опять крепко приложили по голове. Но когда подошел к опушке, все же собрался. Сначала раздвинув ветки минут десять наблюдал за окрестностями, потом пригнулся и зигзагами побежал в поле. Не охота мне в затылок 8х39 словить.
Поле казалось бесконечным, но вот после часа ходьбы на горизонте показались серые кубы заводских корпусов, подернутых привычной дымкой тумана. Эта пелена в Зоне не рассеивалась даже в яркий солнечный день. Такая вот атмосферная аномалия. Привыкаешь не сразу, но по рассказам ветеранов на большой земле этого не хватает. Один кекс говорил, что в Киеве у него на второй день даже глаза болеть начинают от четкости горизонта.

Дмитрий Павлов - «Черт и младенец»

У Костика Семёнова, командира разведвзвода была подпольная кличка: «Чёрт». В глаза его конечно так никто не называл. Но если дневальный подавал сигнал: «Шухер! Чёрт в казарме», всем было понятно о ком речь. Костика в Воронежской бригаде внутренних войск знала каждая собака. От природы но был огромен будто лось, упрям словно осёл и зол как сто чертей. Костя обладал массивным подбородком и скошенным как у питекантропа черепом, всегда обритым согласно уставу (длинна волос 5 мм от поверхности скальпа). Из под мощных надбровных дуг сверкали глубоко посаженные глаза злого гения. А кулаки у Костика были такого размера, что зажав в них по буханке, он мог спросить: «Что у меня в руках»?
Бойцы слушались командира с полуслова. Если и находился смельчак, способный возразить, реакция старлея была мгновенной и потрясающей до глубины души. Костик резко оборачивался к непокорному, нависал над ним грудой мышц и, дыша в лицо, резко бросал:
- Чё такое?!
Вдавливая ошалевшего солдата взглядом в землю, Костик участливо спрашивал:
- Чи не так?
После такого вопроса даже у самого отмороженного неуставщика становилось «всё так». Когда Костик заступал на дежурство, бойцы приносили ему в кабинет телевизор и старлей смотрел его всю ночь, даже носа в казарму не высовывая. И верите ли, за все его дежурства в части не было ни одного инцидента. Ни пьянки, ни драк. Потому что солдаты знали: Чёрт на дежурстве. Нельзя беспокоить чертей попусту. Что же касается коллег-офицеров, то с ними все спорные вопросы Костик решал просто до ужаса.
- Щас как стукну тебя! – говорил он оппоненту. – Станешь фиолетовым.
Не скажу, что старлея любили в бригаде за такие повадки, но вынужденно уважали. Знали Костика и за пределами бригады. Слава о его похождениях дошла даже до родной Обояни. Как-то во время очередного отпуска Костю остановили трое и без предисловий предложили выворачивать карманы. Костик с такой постановкой вопроса не согласился и доморощенных гопников отлупил. Утирая кровавые сопли гопники с безопасного расстояния пригрозили офицеру, что де, натравят на него некоего Чёрта, а уж он Семёнову покажет, где раки зимуют.
- Всякое повидал, - рассказывал потом Костик об этом эпизоде, - Но в первый раз меня мною же пугали!
В обязанности разведотдела бригады вменялось освещение обстановки на территории, прилегающей к периметру зоны отчуждения. Разведчики уходили в Зону на несколько дней, выбросы пережидали в подвалах брошенных зданий, с местным зверьём и проникающими через периметр «дикими» сталкерами старались не связываться, проповедуя главный принцип разведки: Скрытность. Обходя поля аномальной активности, бойцы иногда на десятки километров углублялись в зону отчуждения, куда кроме них мог добраться только хорошо экипированные сталкеры. Поэтому понятие «прилегающие территории» для Семёнова было весьма и многократно растяжимым. Он раз за разом выводил своих бойцов обратно к периметру, подтверждая неофициальное, но почётное звание военного сталкера.
В один из таких рейдов Костик крепко испортил отношения со своим ротным, недавно переведённым в бригаду из одной маленькой, но гордой республики. Разведчики зачищали покинутое село, что стояло в километре от периметра. От домов в нём остались по большей части одни стены, поросшие диким виноградом. За стенами был хаос из обломков провалившихся крыш. Во дворах и палисадниках разросся бурьян выше человеческого роста, обожжённые яблони сгибались под весом страшноватого вида плодов. Разбившись на тройки, разведчики двигались от северной окраины села. Стараясь не шуметь, они осматривали руины.
- Эй вы! – окликнул ротный бойцов с автоматическим гранатомётом. – Дуйте вон на тот холм.
Боец, тот, что нёс на загривке сам АГС, достал из кармана пару гаек с привязанными к ним обрезками бинта. Из всех детекторов аномалий гайка – самый надёжный. Второй солдат со станком за спиной встал сзади, готовый идти след в след. Ротный посмотрел на эти приготовления, ничего не понял и зашипел:
- Так, я сказал: бегом!
Бойцы глянули на Костика, на лицах у них появилось выражение как перед расстрелом.
- Товарищ капитан, - сказал Семёнов как можно тише. – Здесь нельзя «бегом».
Ротный обернулся и уже раскрыл рот, собираясь оборвать старлея, но в этот момент из-за деревьев раздались хлопки автоматных выстрелов, приглушённых ПБСами. В ответ резко затрещал «калашников» уже безо всякого глушителя. Разведчики наткнулись на охрану контроллера. Мгновение спустя все почувствовали удар. Мир окрасился в фиолетовые тона, улица качнулась, словно при землетрясении, контуры руин расплылись. Это контроллер обнаружил присутствие врагов. Он ещё не нападал, просто предупреждал: «Я знаю, что вы здесь. Не трогайте меня, и я вас не трону». Но разведчики зашли слишком далеко.
Рейд закончился плохо. Бойцам пришлось уносить ноги из проклятых руин. Спустя полчаса после того как разведчики выскочили за околицу, «грады» превратили село в лунный пейзаж. А Костик получил себе в командиры непримиримого врага и обрёл неоценимый опыт общения с контроллером.
Жизнь в бригаде шла своим чередом. Патрули, наряды, выходы в Зону. К последним старлей относился как к неизбежному злу, поскольку патологической храбростью не страдал, всю свою дозу адреналина с лихвой выбирал на рыбалке со спиннингом. На Припяти, у которой стояла бригада, рыбалка была хорошей. Эпизод с неудачным рейдом стал забываться.
В субботу по частям периметра объявили усиление. Это значило: никаких увольнений в город, всем находиться в бригаде и ждать, пока режим усиления не снимут. Костик парень холостой, ему в городе всё равно делать нечего. Но и видеть одни и те же рожи не было больше сил. Костик достал пиво и пошёл в гости к начальнику медицинской службы бригады. Врач подписал контракт после окончания гражданского мединститута. Он был человеком сугубо штатским и Семёнов взял над ним что-то вроде шефства, чтобы переход от весёлой гражданской жизни к суровой военщине не показался слишком резким.
Стояло солнечное августовское утро, день обещал быть тёплым. Из распахнутого окна медпункта открывался вид на ангары и ограду из колючей проволоки, обозначавшую границу части. У колючки бойцы с триммерами в руках сражались с бурьяном. Кому не достался триммер, собирали скошенную траву в стожки. Труд этот носил оттенок сизифова, потому что малые дозы аномальной активности, ощущавшиеся вблизи периметра, вызывали бурную вегетацию у растений и любой сорняк за неделю вымахивал выше человеческого роста. Визг триммеров и ругань солдат привела Костика в благодушное настроение, ибо нет ничего приятнее, чем наблюдать, как работают другие.
- Есть в этом что-то романтическое, - заметил Костик, - пить пиво из горла.
Врач кивнул, соглашаясь. Он чувствовал себя не очень уютно, ибо, что ни говори, наливаться пивом на службе – занятие предосудительное. Над частью появился самолёт. Он летел настолько низко, что была различима маркировка на борту и ряд иллюминаторов. Самолёт беззвучно скользнул над казармой и скрылся за тёмной стеной леса.
- Красиво летит, - сказал врач, указывая бутылкой в ту сторону, где только что скрылся самолёт.
В этот миг собутыльников поразила одна и та же мысль. Но Костик, у которого соображалка работала быстрее, выразил её первым:
- Он что, с выключенными моторами летел?
И приятели погрузились в созерцательное размышление на тему лайнера, планировавшего в сторону зоны отчуждения. Произошедшее никак не вязалось с их повседневным опытом, определённо свидетельствовавшим, что там, за периметром может быть всё что угодно, хоть черти с рогами, хоть танки с крылышками, но зато, здесь, в пределах нормального мира всё объяснимо и имеет чёткую причинно-следственную связь. По случаю старлей выдал историю про то как вертолёт, на котором он с разведгруппой летел вдоль Припяти, попал в непонятное облако и у него отказали оба двигателя. Вертолёт довольно жёстко сел на авторотации, разведчики вместе с пилотами неделю искали выход из лабиринта аномалий. Врач в ответ рассказал, как в Курске вертолёт санавиации ни в какие аномалии не попадал, но от старости прогнил настолько, что в момент посадки на больничном дворе у него отвалился хвост.
- …представляешь, винты ещё крутятся, и в этот момент хвостовая балка падает на землю! – красочно описывал эскулап. – Областная больница была просто в шоке.
В дверь постучали, и сразу же в кабинет заглянул солдат.
- Товарищ старший лейтенант, вас к начштабу.
Тревожное предчувствие, поселившееся в душе офицера, усилилось. Он спинным мозгом почувствовал связь между спланировавшим в Зону лайнером и внезапным вызовом к начальству. Дело в том, что гражданская авиация над Зоной не летает. В принципе! Даже вертолёты Изоляционных сил над запретными землями появляются изредка, и летают осторожно, на ощупь пробираясь между аномалиями.
В кабинете начштаба уже находилось несколько офицеров из которых Семёнов выделил пилота в лётной форме. Он что-то показывал подполковнику на карте. Карта на столе начштаба изображала северный сектор Зоны. Районы высокой аномальной активности, выделенные красным тоном, сливались и напоминали кляксу, упавшую севернее Киевского водохранилища. Аномальная «клякса» широко раскинулась по украинскому Полесью, брызги-очаги её залетели в Гомельскую и даже в Брянскую области. Изображённый на карте сектор называли «белорусским». Во первых, потому что географически он прилегал к белорусской границе, а во вторых, охраняли его периметр в основном российские и белорусские части. «Белорусский» сектор считался самым тяжёлым.
- Так, Семёнов, слушай сюда, - оторвался от карты подполковник. - Поступила оперативка: В Зоне, в пятнадцати километрах от нашего участка периметра на окраине бывшего населённого пункта Мостовое упал самолёт «Татищевских авиалиний». Предположительно, он сбился с курса и при столкновении с воздушной аномалией у него отказали оба двигателя.
Семёнов глянул на карту. Район падения был испещрен пометками от руки, показывающими расположение аномалий и безопасные проходы между ними. Местность вокруг Мостового пестрела пометками. Группа на БТРах туда не пройдёт. Точнее, пройдёт, но потеряет половину машин в аномалиях. Значит, спасателям придётся выдвигаться в район падения пешком или…. Костик выразительно посмотрел на лётчика. Тот подмигнул старому знакомому.
- Спасотряд на вертолётах уже вылетел, - продолжал подполковник. – Но им добираться от самого Киева, затем плестись вдоль периметра и только потом разворачиваться на Мостовое. Это слишком долго. Ситуация в Зоне всем известна. Сейчас вокруг места падения начнёт собираться разное зверьё. Даже если кто-то из пассажиров не пострадал при падении, до прилёта спасателей он не доживёт. Его просто сожрут. В распоряжении бригады сейчас четыре вертушки, они могут добраться до Мостового раньше спасателей.
Начштаба окинул глазами офицеров. Все слушали с должным почтением. Взгляд подполковника остановился на Костике.
- Семёнов, теперь конкретно задача твоей группы: На двух вертушках необходимо выдвинуться в район падения, занять оборону, оказать помощь раненым. Если такие обнаружатся. До прибытия спасателей твои бойцы должны будут выявить и обозначить все аномалии вблизи самолёта. Всё.
В штабе Костик согласовал условные сигналы, запасную точку эвакуации (если придётся делать ноги из района падения) и маршрут возвращения пешком (если погода вдруг станет нелётной).
Штатной авиации в бригаде не было, но на время операций в Зоне ей придавали звено вертолётов. Поскольку операции шли одна за другой, «Ми-восьмые» прочно прописались на бывшем футбольном поле за парками бригады. Вертолёты в бригаду всё время направляли из одной и той же эскадрильи, поэтому разведчики знали «своих» пилотов и имели представление о пределе возможностей их машин. Пилоты в свою очередь чётко знали, чего хотят от них в бригаде.
Вертушки синхронно взмыли над полем, прошли над колючей проволокой. Под машинами потянулись кроны соснового бора. Полёт над Зоной – это высший пилотаж с элементами цирка. Уклоняясь от аномалий, пилоты внезапно бросали машины в сторону, набирали высоту или так же неожиданно пикировали. При этом лица у пассажиров в грузовой кабине приобретали отчётливо-зелёный оттенок.
Костик тревожно осмотрел своё воинство. Вроде блевать ещё никто не собирается. Привстав со своего места, офицер заглянул в кабину пилотов. Через остекление была видна стена из облаков, закрывавшая путь к центру Зоны. Облака громоздились от земли, кажется, до самой стратосферы, где ослепительный ультрамарин неба переходит в насыщенную синеву космоса. Между облачными слоями проскакивали молнии. Офицер никогда раньше не видел ничего подобного, но чутьё подсказывало: с этим явлением лучше не связываться.
- Возвращаёмся? – спросил он у пилота.
Тот отрицательно мотнул головой.
- Будем искать проход, - сказал пилот и приказал сидящему рядом стрелку: - Огонь прямо!
Стрелок выпустил короткую очередь из пулемёта, трассирующие пули полетели, оставляя за собой дымные хвосты. Уже на излёте они вдруг метнулись в разные стороны, обозначив невидимую гравитационную аномалию, висящую прямо по курсу вертолёта.
Вертолётчики в Зоне, это те же сталкеры. Как сталкеры они нащупывают дорогу, только вместо болтов и гаек используют пулемёты. Постреливая прямо по курсу, вертолёты двинулись вдоль стены облаков. Неожиданно появился просвет, и машины нырнули в него словно в ущелье с отвесными стенами. Солнце сразу скрылось за тучами, в кабине стало сумрачно. Хлынул дождь, дворники едва успевали сметать воду со стёкол. Исчезли всякие ориентиры, экран радара затянуло светлой пеленой помех.
Вертолёты выскочили из облаков, и солнце засияло так же неожиданно, как и погасло. Костик невольно прикрыл глаза рукой. Под вертолётами простирались поля, поросшие молодым ельником, показалось село. Брошенные дома утопали среди крон одичавших без ухода фруктовых деревьев. За северной окраиной, на краю обрыва, среди кустарника и молодых ёлок распластался самолёт. Чёрный дым поднимался от фюзеляжа, развалившегося на несколько частей.
Вероятно, пилоты пытались посадить лайнер на брюхо. Тогда у некоторых пассажиров появился бы шанс на спасение. Но самолёт влетел в несколько угнездившихся в поле аномалий и те развалили машину на куски. Неповреждённым казался только накренившийся вправо хвост. Огонь до него ещё не добрался, и в нём могло быть несколько уцелевших.
- Садимся у хвоста! – решил Семёнов.
Пилот кивнул и повёл машину вниз. Вторая кружила сверху, прикрывая место высадки. Костик открыл бортовой люк и встал в проёме, готовый первым спрыгнуть на землю. В этот момент вертолёт взорвался.
Костика швырнуло вперёд, он кувыркнулся в воздухе и со всего маха шлёпнулся на спину. На его глазах пылающая машина завалилась на бок, вскользь ударилась о землю и покатилась по пологому склону, взрывая дёрн и оставляя куски покорёженного алюминия. Топливные баки вертолёта, основные, и установленные в кабине дополнительные, были заполнены керосином. Все, кто не погиб при взрыве, приняли смерть в огне. Вторая вертушка развернулась и ударила НУРСами по невидимому для Костика врагу. К вертолёту стремительно протянулся след от ракеты, раздался резкий хлопок. Машина не выходя из пике воткнулась в склон. Земля содрогнулась от удара.
Костик лёжа на спине хватал воздух ртом. У него было ужасное чувство, будто он забыл, как дышать. Постепенно дыхание восстановилось, и старлей перевернулся на живот. Хоть он и пребывал в нокдауне после удара о землю, но всё ж таки сообразил, что стал свидетелем применения «Иглы». По слухам несколько таких комплексов купила сильная сталкерская группировка, осевшая в центре Зоны.
Жар от горящего самолёта чувствовался даже сквозь комбинезон. Пламя с гулом пожирало остатки фюзеляжа, дым заполнил хвост и сизыми хвостами сочился наружу сквозь трещины. Даже если кто-то из пассажиров, сидевших в хвосте, уцелели при падении, они уже давно задохнулись в дыму. Разведвзвод погиб напрасно. Семёнова в части считали везунчиком и предупреждали, что когда-нибудь его удача закончится самым кошмарным образом. Так и случилось, но по иронии судьбы не повезло всем, кроме командира.
Старлей поднял голову, осматриваясь и пытаясь определить, откуда стреляли. Необычный звук привлёк его внимание. Как будто плакал младенец. Метрах в десяти от Костика лежал труп женщины, вероятно выброшенный через трещину в фюзеляже при падении. Чуть дальше под ёлкой валялась сумка необычного вида. К изумлению разведчика сумка зашевелилась, из него выпросталась детская ручонка.
При падении ребёнка спасла ёлка. Её упругие лапы смягчили удар как хороший батут. Повезло, нечего и говорить. Костик по-пластунски пополз к сумке. Что бы не произошло, задачу спасти выживших никто не отменял. Старлей был уже в полутора метрах от сумки, когда землю рядом с ним вспорола пуля. Разведчик прижался к земле и замер. Потрепанный и выцветший комбинезон идеально сливался с дёрном. Второй выстрел пришёлся намного дальше первого. Молодые ёлки мешали снайперу вести прицельный огонь.
Страшно медленно, чтоб не выдать себя стрелку, Костик выставил вперёд автомат и стволом зацепил сумку, одновременно высматривая путь отхода. Справа в полуметре от разведчика был край не очень крутого обрыва, спускающегося к речке. За нею поднимался пологий склон, густо поросший ольхой. Семёнов подтянул сумку к себе, одновременно перевалившись через край, и скатился вниз, чудом не придавив свою добычу.
Пуля вспорола край обрыва и опять мимо. Прижимая к себе сумку с притихшим младенцем, Костик пробежал по дну ложбины, в три прыжка форсировал речку и вломился в заросли ольхи. Поднявшись по склону, разведчик остановился. Он был невидим сквозь листву, а поле, на которое упал самолёт, находилось перед ним как на ладони. Видно было, как в огне догорают остатки самолёта. Там, где раньше была средняя часть фюзеляжа, дрожало марево, попавшие в него языки пламени преображались и рассыпались осколками разноцветной мозаики. Это была гравитационная аномалия, одна из тех трудно различимых ловушек, которые делали зону отчуждения труднопроходимой. Чуть дальше пылали обломки вертолёта.
От руин села к месту катастрофы приближался небольшой отряд. Человек десять шли развернувшись цепью. Костик обратил внимание на однообразную экипировку бойцов. Сталкеры-одиночки и даже члены небольших артелей одеваются кто во что горазд и снаряжение подбирают сообразно имеющимся средствам. У этих же парней комбинезоны, бронежилеты, оружие были как с одного склада. Семёнов укрепился во мнении, что имеет дело с одной из серьёзных группировок.
Сталкеры миновали обломки самолёта и стали спускаться к речке. Там их уже можно было попытаться достать из автомата. Но у Костика были другие планы. Он глянул на дитё. На вид ему было меньше года. Ребёнок лежал тихо как мышь и смотрел на офицера расширенными от ужаса глазами. Костик почему-то сразу решил, что перед ним мальчик.
- Ну что пацан, испугался? – спросил он. – Ничего, выберемся. Тока не ори.
Ребёнок ещё больше втянул голову в плечи, глаза его стали совершенно круглые. Костик вынул из кармана ранца спутниковый телефон. В своё время пять таких трубок купили на «сэкономленные» бригадой деньги. Один телефон забрал в своё распоряжение комбриг, два отдали штабу и два – разведотделу. Квартировавшие тогда в бригаде бойцы спецназа завидовали вэвэшникам чёрной завистью. Им самим приходилось пользоваться обычными рациями, работавшими в Зоне через раз. Офицер набрал номер штаба. Трубку взял начштаба. Костик кратко обрисовал обстановку.
- …буду выходить к запасной точке эвакуации, - завершил свой доклад Семёнов. – Расчётное время в пути – три часа.
На другом конце провода воцарилось молчание. Командование переваривало новость об одномоментной потере целого взвода. Такого в бригаде ещё не случалось.
- Понял тебя, - наконец отозвался подполковник. – Вертолёт будет в точке эвакуации по вызову. Постарайся не притащить туда хвост. Всё, отбой.
Костик спрятал трубку и глянул на преследователей. Они уже спустились по склону и преодолевали речку. Сталкеры явно шли по Костикову душу. Офицера это не беспокоило. Сектор, в котором он находился, Костик знал как свои пять. Собак у сталкеров не было и маловероятно, что среди преследователей окажется следопыт, способный читать лес как открытую книгу. Семёнов не сомневался, что сможет оторваться от преследования. Только бы младенец не разорался. Офицер поднялся, взял сумку в руку.
- Сейчас побегаем, - предупредил он ребёнка.
Младенец судорожно сглотнул, не отрывая от Костика глаз. Уходя от преследователей, Семёнов взял хороший темп. Лес, через который он пробирался, разведчики основательно исследовали со времени последнего выброса. Новые аномалии за это время как будто не появились. Ребёнок вёл себя прилично. Качаясь в сумке он глазел на окрестности, несколько раз попробовал ухватить ручонкой за нависшие над тропой ветки и наконец уснул. Костик сделал несколько поворотов, и к полудню решил, что окончательно запутал преследователей. Он заложил большую дугу, и залёг метрах в трёхстах от своего следа, чтоб проконтролировать отсутствие преследования.
Лежать под ёлкой на ковре из опавшей хвои было даже приятно. Тёплые солнечные лучи, проникая сквозь еловые лапы, грели спину. Ветер шелестел в кронах деревьев. Из зарослей вышла косуля, замерла, насторожено прислушиваясь. Костик шевельнулся и косуля, почуяв присутствие человека, беззвучно прыгнула в кусты. Некоторое время был слышен шорох острых копытец по опавшей листве, потом всё стихло.
Костик залёг в обширном лесном оазисе среди аномальных полей. Выбросы, раз за разом перекраивающие карту Зоны, до сих пор счастливо миновали этот лес. Здесь редко встречались аномалии, мутанты из внутренних секторов забредали ещё реже. В этом лесу росли нормальные деревья, жили нормальные звери. Вот если бы ещё через него ходили нормальные люди….
Треск валежника выдал преследователей. Сталкеры старались идти по лесу скрытно, но у них это плохо получалось. Костик услышал их раньше, чем увидел.
- Ы! – раздалось у разведчика за спиной.
Костик обернулся и увидел, что ребёнок уже не спит. Он перевернулся на живот, наполовину выбрался из сумки и смотрел на Семёнова ясными голубыми глазами. Ладошки его утопали в мягкой хвое.
- Ы!
В голосе младенца появились требовательные интонации.
- А ну молчать! – зашипел Костик.
Он вырос в большой и не слишком благополучной семье, опыт общения с маленькими детьми у него имелся. По всем прикидкам получалось, что у ребёнка сейчас обед. И если Семёнов немедленно его не обеспечит, дитё устроит скандал. Такой, что сбегутся не только сталкеры но и всё окрестное зверьё, посмотреть, что стряслось.
- Гы! – заявил младенец.
Офицер быстро обшарил карманы и кармашки трофейной сумки. Обнаружено было: Пелёнка, одна штука, початая пачка памперсов – пол штуки, бутылочки, одна с водой, другая с остатками молочной смеси на дне. И ещё банка сухой молочной смеси, почти пустая, судя по весу. Костик почувствовал, как на него накатывает паника. Младенец разорётся с минуты на минуту, а за деревьями уже мелькают серые комбезы преследователей. И что удивительно, шли они не по следам, а прямо на лёжку разведчика, будто у того в кармане находился приводной радиомаяк.
Костик похлопал себя по карманам и обнаружил пару сушек. Он взял их в буфете ещё неделю назад, и забыл. И вот теперь вспомнил. Костик протянул сушку младенцу. Идея оказалась гениальной. Ребёнок шлёпнул по сушке пару раз ладошкой, схватил её и сунул в рот.
- Гу-у-у! – сказал он, довольный жизнью.
Сталкеры показались из-за деревьев. Их было всего пятеро и офицера посетило нехорошее предчувствие. Он понял, что перехитрить преследователей не удалось и остальные сейчас подходят с другой стороны, беря разведчика в клещи. Правда, преследователи шли не строго на Семёнова, а забирали чуть вправо. Оставалась надежда, что они пройдут стороной, если конечно, младенец не выдаст себя криком.
Семёнов опасливо обернулся. Ребёнок лежал в рюкзаке и сосал сушку. Иногда он отрывал её ото рта и принимался возить сушкой по сумке, оставляя на жёсткой ткани следы размокшего хлеба. В ближайшие полчаса он собирался вести себя тихо.
Сталкеры проходили метрах в ста от Костикова укрытия. Разведчик держал их на мушке. Кажется, всё должно было обойтись благополучно. В лесу было тихо. Слышно даже как комар звенит. И в этот момент ребёнок чихнул.
Сталкеры разом обернулись на звук. Опережая их, Костик нажал на гашетку. Очередь опрокинула навзничь одного сталкера, остальные упали на землю, скрылись среди высоких папоротников. Не давая им ответить, Костик шарахнул наугад из подствольника, а сам подхватил сумку с перепуганным младенцем и метнулся в ельник. Затрещали автоматные очереди, разведчика осыпало сорванной с деревьев корой. Это обнаружила себя вторая группа. Если бы преследователи действовали чуть более согласовано, у Семёнова не осталось бы ни единого шанса.
Костик перешел с бега на лёгкую трусцу. Он пересёк небольшое болотце, впереди в просвете между деревьями блеснула гладь лесного озера. Лес кончился, впереди показалась гряда пологих холмов, поросших тёрном. Преследователи, должно быть думали, что ловить Костика на открытом пространстве будет легче. У самого Семёнова на этот счёт было своё мнение. Он полез на седловину, раздвигая грудью высоченную степную траву. Солнце било ему в затылок, пот ручьями стекал под комбезом. На ходу Костик сорвал несколько ягод терновника, попробовал и бросил – кислые.
На самой седловине колючие кусты терновника образовывали как бы два острова, между которыми имелся узкий проход. Вроде бы открытое место, но обойти проход нельзя. Между зарослями Костик установил пару растяжек. Две зелёные рыболовные лески были почти не видны в высокой траве.
За грядой снова начинался лес. Лохмы ржавых волос свисали почти до земли. Тронь такую почти невесомую прядь и руку прожжёт до кости. На коре деревьев чернели ожоги от последнего выброса. Многие лесные великаны погибли годы назад, но всё ещё стояли, лишённые коры и не подверженные гниению. Их голые ветви напоминали раскинутые руки скелетов. Оазис кончился, перед разведчиком лежал настоящий лес Зоны.
Костик сразу по ритмичному покачиванию ветвей определил две «птичьи карусели». Впереди потрескивала невидимая «электра». Уровень радиации подскочил сразу, едва лишь разведчик ступил под кроны деревьев, но всё ещё оставался в терпимых пределах. В кустах зашуршало, Костик краем глаза успел заметить метнувшуюся в сторону тень. Неожиданно пискнул вызов спутникового телефона. Костик на ходу вынул трубку. Вызывал подполковник.
- Вертолёт будет на точке эвакуации через полчаса, - сообщил он. – Если хочешь выбраться из Зоны, поторопись.
Новость была потрясающая. Даже если бы Костик сейчас же подхватил ребёнка и сломя голову помчался к точке, он бы успел едва-едва. Но «сломя голову» не получится. Путь усеян аномалиями, детектор в лесу работает плохо, а сзади на пятки наступают какие-то перцы. Словно в подтверждение последней мысли со стороны гряды бахнула граната – преследователи нарвались на растяжку.
- Я не успею! – запаниковал старлей. – За мной хвост, они не дадут сесть в вертушку.
- Слушай, Семёнов, - начштаба был неумолим. – Я за тобой не такси посылаю. Выброс идёт. Или будешь на точке вовремя, или вертолёт улетит без тебя. Всё.
Подполковник отключился, оставив Костика в состоянии лёгкой паники. Старлей чувствовал себя как в кошмарном сне, когда куда-то спешишь и никак не можешь успеть. В довершении всего ребёнок заныл. Сушку он где-то потерял и теперь настырно требовал еды. Трубка снова запиликала. На дисплее высветился незнакомый номер.
- Слушай, боец, - голос звонившего был незнаком. – С тобой говорит командир «Монолита». Слышал про нас?
Про «Монолит» Костик знал только то, что есть такая группировка. Поговаривали, что эта частная армия прикрывает неких учёных, работающих в глубине Зоны. Было также мнение, что монолитовцев держит суперконтроллер. Но Костик ещё с училища знал: Если касательно какого-то дела есть много версий, значит ни одна из них не верна.
- Ты забрал с места катастрофы ребёнка, который принадлежит нам, - младенец орал во весь голос, так что отпираться было бесполезно. – Отдай его моим людям, и мы спокойно разойдёмся.
Костик глянул на младенчика. Тот лежал, заходясь криком. Обычный ребёнок, никаких особых отметин. Было бы очень просто оставить его на пеньке и сломя голову броситься к точке эвакуации. При известном везении все Костиковы неприятности завершатся через полчаса.
На седловине взорвалась вторая растяжка. Сегодня «Монолиту» определённо не везло. Костик чувствовал, как его одолевает упрямство. Он был родом из Обояни, а переупрямить обоянских мужиков ещё никому на свете не удавалось. Уж если им придёт в голову дурная мысль, то её потом молотком не выбьешь.
- Фигвам! – сказал он своему таинственном собеседнику.
- Что? – не понял тот.
- Фиг вам, - повторил Костик членораздельно, - индейская национальная изба! – и добавил для непонятливого: - Хрен тебе в зубы а не ребёнка.
- Пожалеешь!
- Уже жалею, - сказал старлей и отключился.
Он задумчиво посмотрел на трубку спутникового телефона. Это была обычная гражданская модель безо всяких армейских наворотов. Заказывали её через салон связи. Костик знал, принципиально спутниковый телефон не отличается от сотового, только приёмопередатчик помощнее и вместо вышек сотовой связи существуют низкоорбитальные спутники. И так же как сотовый, спутниковый телефон даже в выключенном состоянии через равные промежутки времени посылает в эфир кодированный сигнал, по которому его можно было локализовать. Первоначально эта опция предназначалась исключительно для американского АНБ. Но любые технологии имеют свойство расползаться по миру. Ребята из взвода РЭБ в бригаде быстро научились определять местоположение любого спутникового телефона в Зоне. Правда, использовать спутниковые трубки в качестве прослушивающих устройств, как это позволяют мобильники, они ещё не умели, но уверяли что это временные трудности.
Старлей выключил телефон и для надёжности вынул из него аккумулятор. Если электронщики из бригады могли локализовать спутниковые терминалы, то почему то же самое не мог проделать «Монолит»? Тем более, номер Костикова телефона они уже раздобыли. Так зачем облегчать им жизнь?
Костик сложил трубку и аккумулятор в ранец. В этот момент бахнула вторая граната. Сегодня «Монолиту» явно не везло. Сейчас они будут очухиваться после подрыва и решать, что делать с ранеными. Впрочем, если у них такие же порядки как и в артелях сталкеров, вопрос решится быстро – пулей в лоб. Но в любом случае, дальше они будут пробираться сверхосторожно и медленно, осматривая каждую травинку, лежащую не так. У разведчика появилась небольшая фора.
Небо стремительно темнело, среди облаков сверкнули зарницы – ранние предвестницы выброса. Костя уже знал, что не успеет к вертолёту. Он принял решение и уже ни о чём не беспокоился. Старлей подхватил сумку с орущим младенцем и двинулся вглубь леса.
Между собой разведчики называли эти руины «избушкой Егорова». Так звали бывшего командира разведроты. Он первый набрёл на заводской корпус, построенный посреди леса. Никто, даже старожилы, не могли сказать, кому и зачем понадобилось возводить предприятие в такой глуши, поскольку стройка остановилась ещё до чернобыльской катастрофы. Егорова больше интересовало другое. Он нашёл вход в подвал и оборудовал в нём схрон для своих надобностей. Позднее разведчики не раз останавливались в «избушке Егорова» на ночлег или пережидая выброс.
У входа в подвал Костя остановился. В «избушке» находился чужак. Растяжка с гранатой была на месте, дверь закрыта, но кто-то явно входил в подвал или находился в нём. Разведчик определил это по маячку, обыкновенной обгоревшей спичке, которую бойцу бригады втыкали под дверную петлю всякий раз, когда покидали подвал. Если дверь открыть, спичка падала на землю, явно сигнализируя о том, что кто-то входил.
Располагаясь в подвале, разведчик подбирал спичку и вставлял её в трещину между кирпичами, давая тем, кто придёт позже сигнал: «Здесь свои. Можете спокойно входить». Но сейчас выпавшая из дверной петли спичка валялась в пыли. Кто бы ни входил в подвал, он не знал о принятой в бригаде системе оповещения. Раз так, он был чужаком, забравшимся в чужую берлогу и валить его можно без сожаления.
Костик осторожно, чтоб не разбудить уснувшего малыша, опустил переноску на землю. Зажав гранату без чеки в кулаке, старлей подошёл к двери, рванул её на себя и метнул гранату. Подвал вздрогнул от взрыва, наружу выбило клубы цементной пыли. Старлей врезал в дверь длинной очередью. Краем глаза он заметил метнувшееся в сторону существо с непомерно длинными руками.
Костик сменил магазин. Рывок в дверь, шаг в сторону, прочь от освещённого прохода. Очередь в дальний угол, куда метнулся мутант. Есть!
Посечённый пулями и осколками кровосос упал ничком, его когти скребли выщербленный бетонный пол. Костик выстрелом в голову добил не прошеного гостя и осмотрелся. В подвале медленно оседала поднятая взрывом пыль. Пахло сгоревшей взрывчаткой. В дальнем углу зеленовато мерцала лужа «ведьминого студня». Аномалия образовалась в подвале во время позапрошлого выброса, с тех пор не увеличивалась и не исчезала.
Костик выбежал из подвала. Местность кишела разным плотоядным зверьём, то, что офицер никого не видел, ещё не значило, что не видели его. Оставлять младенца без присмотра здесь было опасно.
Мальчик конечно уже проснулся, но не плакал. Напуганный стрельбой, он смотрел на Костика, втянув голову в плечи. Ребёнок позволили перенести себя в подвал и только там разревелся.
После лихого марш-броска ноги у Костика гудели, разведчик мечтал только лечь и уснуть. Но пришлось заниматься ребёнком. Опыт ухода за грудными детьми у старлея имелся. Но поскольку детьми в его семье занимались в основном женщины, опыт этот носил больше теоретический характер.
Костик устроил переноску на полуразвалившемся ящике, где меньше ощущался сквозняк. Но стоило только разведчику отойти, как утихомирившийся, было, малыш разорался с новой силой.
- Что, жрать хочешь? - спросил парень и сам себе ответил: - Ещё как хочешь.
Взяв переноску себе на колени, чтоб немного утихомирить ребёнка, Костик принялся готовить детскую смесь.
-Так, шесть мерных ложек на девяносто грамм воды, - приговаривал он, отмеряя в бутылочку смесь.
При виде бутылочки малыш разревелся ещё больше, он требовал кормить его прям щас и немедля. Ну а чтоб старлею служба мёдом не казалась, мальчик норовил ухватить бутылочку, или выбить из руки своего кормильца ложку со смесью.
- А чтоб тебя…! - ругался старлей, просыпав очередную порцию мимо бутылочки.
Проявляя чудеса ловкости, старлей таки приготовил смесь.
- Хавай зараза!
Мальчишка принялся за еду. Время от времени он выпускал соску и радостно говорил своему спасителю:
- Гу!
Он был счастлив. Высосав бутылку, младенец принялся играть с нею, ударяя ладошкой по соске и радостно гугукая. Еда привела его в благодушное настроение, но у старлея были другие планы. Костик затолкал младенца обратно в сумку.
- Так. Сейчас будем спать, - распорядился он.
Разведчик взял сумку на руки, встал, намереваясь укачать ребёнка. В этот момент пол качнулся у него под ногами, стены подвала задрожали, с потолка посыпалась пыль. В убежище проник гул, подобный далёкой канонаде. Начинался Выброс.
Костя аж застонал с досады. Он до последнего надеялся, что выброс не состоится. Сколько раз уже бывало: посверкает, погремит, а выброса нет. Прошёл стороной или вовсе не состоялся. Но вот он – великий и ужасный! Энергетический шторм, рождающийся в глубинах Зоны, перекраивающий карту, сметающий старые ловушки и порождающий новые. Костик рассчитывал осторожненько пройти по знакомым местам, минуя отмеченные на карте очаги повышенной аномальной активности. Но какое там! После выброса из подвала нос будет опасно высунуть.
- Чтоб тебя…! Чтоб тебя…! Чтоб тебя…! – бормотал Семёнов.
Он ходил от стены к стене, пытаясь укачать ребёнка. Но мальчик, должно быть почувствовав творящуюся наверху катавасию, орал взахлёб.
- Баю баюшки-баю! – напевал Костик с остервенением и на ходу импровизировал: - Засыпай а то порву. Засыпай засранец вредный. Баюшки-баю!
Ребёнок от такой колыбельной кричал пуще прежнего. Он изворачивался, пытаясь вылезти из сумки, а за стеной бушевал Выброс, и страшно было подумать, что только полметра не слишком прочного бетона отделяют подвал от мечущихся эфирных вихрей. Не выдержав, Костик сбросил сумку на пол.
- Да какого ж рожну тебе надо!?
Мальчик рыдая тянул к офицеру ручонки. Тот не выдержал, взял ребёнка на руки, провёл ладонью по реденьким детским волосёнкам.
- Ну чего разорался? – спросил он. – Всё хорошо, я с тобой. И этот хрен, - Костик пнул убитого кровососа, - совсем дохлый и нестрашный.
Выброс продолжался, стены убежища подрагивали, но ребёнок успокоился на руках у Костика. Расхаживая по подвалу, старлей прикидывал, как же ему теперь выбираться из зоны отчуждения. Требовалось не просто пройти из пункта «А» в пункт «Б», а ювелирно миновать все вновь появившиеся очаги аномальной активности, чтобы горячее дыхание Зоны не коснулось ребёнка. Размышляя, старлей не заметил, как ребёнок заснул у него на руках.
Осторожно стараясь не разбудить младенца, Костик положил его в обратно в сумку, выпрямился, держась за ноющую поясницу. А всего- то делов было – ребёнка укачать. И как только люди соглашаются детей заводить?
Костик раскатал на полу пенку, присел на неё. Разведчика мутило от усталости. Отчаянно хотелось есть и спать. Костик привёл в порядок автомат, положил рядом, чтоб далеко не тянуться. Вынул из ранца пластиковый пакет с сухпаем, открыл. Так, что у нас сегодня на ужин? Каша растительно-мясная, она же гречка с мясом, консерва тушёная, галеты, чай…. Интересно, какой балбес упорно засыпает в пакетики чай вместе с сахаром? А если боец имеет желание пить чай несладким? Старлей пристроил на таганок кружку с водой для чая, зажёг таблетку спирта. Не дожидаясь, пока вода закипит, вскрыл консервную банку и принялся за еду.
Кстати, о воде. Вымыв задницу ребёнку, Костик истратил больше половины фляги. В ранце у него лежала ещё полуторалитровая бутылка с водой, но такими темпами и её надолго не хватит. Полесье конечно не пустыня Сахара, вода здесь есть. Но такая, что от неё если не дизентерия прохватит, то радиационный понос.
Старлей снял с таганка закипевшую кружку, высыпал в неё заварку. Огрызок сухого спирта догорал синим пламенем, его слабый свет создавал в убежище подобие уюта. В углу мерцало марево над «ведьминым студнем», Выброс никак не повлиял на аномалию. Буря на поверхности стихала, стены уже не тряслись, лишь прислонившись к бетону можно было почувствовать нарастающую временами вибрацию словно от проходящего рядом поезда. Из отдушин, ведущих из убежища дальше в подземелье, доносились неясные шорохи, скрипы, металлическое позвякивание. Старый заводской корпус жил своей жизнью, и что в нём за зверушки водятся, чёрт его знает! Глядя на труп кровососа, Костик подумал о том, что неплохо бы его выбросить наружу, как только там всё уляжется. Нехорошо ночевать в одном подвале с падалью. Обсосав эту мысль со всех сторон, Костик решил, ничего не предпринимать. Труп привлечёт падальщиков, они устроят грызню. А те, кому ничего не достанется, устроят засаду у выхода из подвала. С этой мыслью старлей задремал...

Сергей Соколюк - «Снорк»

Что же такое Зона? Существует множество трактовок и объяснений, но, боюсь, никто ничего не может сказать наверняка. Но одно можно сказать точно: Зона – это мир. Другой мир. Не тот, к которому мы так привыкли, но по своей сути сходный с ним.
Да. В Зоне бывают страшные кровожадные твари. Но разве человек не такой? Да. В Зоне умирает много людей. Но разве в нашем мире по-другому? Аномалии, которые уничтожают всё живое не так страшны, как самая страшная аномалия, пожирающая всё и вся. Она ещё именует себя человеком.
Было темно. Очень темно. На небе не было видно ни луны, ни звёзд. Но в Зоне это было нормально. Ночью снорк выходил на охоту. Именно эту часть суток он любил больше всего. Ночью у него было преимущество перед его врагом – человеком. Люди, как и снорк, видят ночью очень плохо. Но у снорка было невероятное обоняние и острый слух. Фонарики и приборы ночного виденья не восполняли это преимущество.
Люди, как правило, ночью передвигались группами, наивно полагая, что это их спасёт. Снорк, вопреки всеобщему убеждению, был разумным существом, поэтому он прекрасно знал, что в группе новичков (а ночью, как он убедился, редко ходит кто-нибудь другой) легко посеять панику. А паника, как известно, обрекает всю группу на верную гибель.
Конечно, когда-то снорк тоже был человеком. Но вспоминать это ему не хотелось. Быть полноценным зверем и не придумывать глупые оправдания было лучше, чем лгать себе и остальным, как это делали люди, совершая порой поступки даже хуже, чем он.
Снорку не хотелось быть грязным, полуразлагающимся существом. Он ещё смутно помнил себя в приглядном виде. Его лицо с тех пор превратилось в безобразие. Волдыри и язвы, раны и гной, облезлая кожа. Однако, то, что было у снорка снаружи, у человека зачастую таилось внутри. Благо, что старых противогазов по всей Зоне было навалом, и лицо было удобно спрятать под резиновой маской. К тому же, в рваном противогазе с ошмётками шланга снорк для людей выглядел более устрашающе, что давало немаловажное психологическое преимущество.
Снорки, ещё тогда, когда Зона только родилась на свет, пытались хоть как-то взаимодействовать с людьми. Несмотря на частичную способность говорить, они всё же пытались передать смысл обращения жестами и даже пробовали писать пальцами на песке слова. Но человек не то существо, которое позволит кому-то жить с собой на равных. Снорку было обидно, что когда-то он был таким. Люди не стали ни в чём разбираться и просто начали снорков убивать.
Да, возможно они не поняли намерений мутантов. Хотя, сам снорк считал, что они и не хотели их понять. Людям была противна сама мысль, что это безобразие когда-то было таким же человеком, как и они сами. Легче было назвать снорков зверьми, тем самым оправдывая свою жестокость по отношению к ним. Люди хотели, люди получили. Снорки стали зверьми.
К скоплениям сталкеров мутант подбирался очень редко. Но ностальгия по былым временам всё же закрадывалась ему в душу. Хотя уже и перестал понимать слова, он испытывал приятный трепет при их произношении. Он разрывался между ненавистью к людям и привязанностью к ним. Хотел почувствовать себя в компании, потому что снорки в компании не собирались никогда.
На Дикой Территории нечасто по ночам засиживались сталкеры, но это порой случалось, когда вещей много, а в темноте идти к бару не хотелось. Как правило, люди обосновывались прямиком на старых железнодорожных путях. Хотя место было открытым, вокруг расположилось полчище аномалий. Снорку пришлось долго плутать, чтобы найти дорогу через «электры» и «трамплины» незаметно для людей. Но уже вскоре он подобрался на расстояние прыжка до вагона, у которого и заседали сталкеры. Что-что, а прыгать снорки умели далеко и высоко.
С крыши вагона было удобно наблюдать за людьми. Четверо сталкеров грелись у костра и о чём-то оживлённо беседовали. Снорк с интересом за ними наблюдал. Тут были и двое часовых, выставленных для обнаружения врагов, будь то человек или мутант.
Удобно устроившись на вагоне, одинокий снорк стал вслушиваться в человеческие слова, понимал из которых он лишь малую часть. Сняв с лица противогаз, порождение Зоны прижалось порванной щекой к вагону. Приятный холод заставил на миг забыть обо всём на свете. Учёные заблуждались в том, что снорки не чувствуют боли. Холод вагона или режущая боль сталкерского ножа – всё это отчётливо ощущалось. Только к боли мутанты давно привыкли и полностью её игнорировали.
А сейчас снорк лежал, прижавшись к крыше вагона, наслаждаясь минутами спокойствия и слушая речь сталкеров.
– Глаза слипаются. Поспать бы.
– Ну так и спи.
– Ага. Чтобы кто-нибудь меня съел?
– Да кто тебя съест? Куроша с Потапычем стоят на стрёме. Сюда никто не проберётся.
– Уговорил. Но только вздремну. А лучше после музыки.
Слово «музыка» ещё не позабылось бывшему человеку. В голове его быстро щёлкнул выключатель, и он приподнял голову, чтобы посмотреть на происходящее внизу.
А внизу один из сталкеров уже держал в руке гитару. Странно, что кто-то ещё носит её с собой. Особенно на Дикой Территории. Хотя, возможно сталкеры просто подобрали её у трупа какого-нибудь безнадёжного романтика. Однако причина появления тут гитары снорка волновала меньше всего. Он просто хотел услышать звуки своего прошлого.
Музыка, донёсшаяся до ушей снорка, была ему смутно знакома. Но, как он не мучился, вспомнить так и не смог. Он и без этого сейчас был счастлив. Слышать звуки музыки – большая редкость для снорков. Многие боялись подходить к сталкерам, а нападали тогда, когда те передвигались. Многих убивали при попытке подойти поближе. А многие настолько одичали, что уже не могли узнать ни человека, ни его слов, ни его творений.
Снорк обо всём забыл. В этот момент подул ветер, и противогаз упал с вагона. Сталкеры ничего не услышали, но теперь приходилось ждать их мирного сна. Искать новый противогаз было просто лень. Она осталась у него с прошлой жизни.
Наконец, музыка замолчала. Сталкеры улеглись на свои рюкзаки и попытались погрузиться в чуткий неглубокий сон, но храп, доходивший до ушей снорка, говорил об обратном.
Медленно спустившись на землю, он стал вынюхивать упавший противогаз. Хотя у сталкеров тоже были противогазы, ничто не сравнится по запаху со старым, рваным и грязным, но всё-таки родным, своим и знакомым.
Наконец, он увидел его. Старый противогаз мирно лежал в полуметре от спящего сталкера с гитарой. Аккуратно и беззвучно снорк подкрался к человеку и тонкими облезлыми пальцами подцепил своё сокровище.
Не устояв перед соблазном, он всё-таки протянул руку к лежащей гитаре. Старое ощущение от прикосновения к струнам вызвало у мутанта замешательство. Не став ждать, пока его заметят, он ретировался на вагон. Свесив ноги со старыми рваными армейскими ботинками, он взял гитару удобнее.
– Положите гитару на место, ребята, – послышался сонный голос сталкера, когда снорк нечаянно задел пальцем струну. – Расстроите же.
Но снорк его слов не понял. Да и понял бы, не отдал. Медленно переставляя пальцы по струнам, он пытался припомнить хоть какую-нибудь комбинацию. И аккорды постепенно стали всплывать в памяти. Чтобы не забыть мельтешившие в голове аккорды, снорк начал проигрывать их сначала в голове, а потом и на гитаре.
Это было неслыханное дело, чтобы снорк осмелился воспользоваться человеческими бытовыми предметами при самом человеке, но снорк в этот момент не думал ни о чём. Он был поистине счастлив. Знакомая музыка нежно ласкала облезлые уши и проникла сквозь звериную душу. И получалось у снорка на удивление лучше, нежели у хозяина гитары. Может, он когда-то был гитаристом? Наверное, он и сам не помнил этого. Он вообще ничего не помнил с прошлой жизни, которую оставил вне Зоны.
– Бобр, – послышался сонный голос. – Мне через час дежурить. Дай поспать. Я, конечно, понимаю, что ты хочешь попрактиковаться в мастерстве, но это лучше сделать утром в баре.
– А? Я только что спал, блин. Это не я играю.
Снорк увидел, что сталкеры внизу зашевелились. Но сейчас ему было всё равно. Он снова на миг стал своим злейшим врагом. На глаза его навернулись слёзы. В душе сделалось неспокойно. Ведь он – снорк – играл на гитаре. Никто из снорков этого не делал, а он – играл…
Сталкеры минуту глядели по сторонам, но потом, видимо отойдя ото сна, догадались посмотреть вверх. Направив луч света на снорка, компания затаила дыхание и наблюдала за феноменом Зоны. Для них это было необычно. Аномалии, не подчиняющиеся законам физики и химии, мутанты, не подчиняющиеся законам биологии и анатомии, ландшафты, порой не подчиняющиеся законам геологии – всё это обычная рутина. Но тут – чудо. А снорк не обращал внимания и полностью отдался музыке.
Звуки струн наполняли снорка целиком. В этот момент он испытывал трепет и удовольствие. Его не смутил тот факт, что его разглядывают люди. Пусть! Во время его охоты разглядывать будет некогда.
Даже целое скопление сталкеров ничем не могло его удивить, а он – снорк – один удивил целое скопление сталкеров. В некоторой степени это была большая победа, чем победа в поединке с каким-нибудь человеком или кровососом. Вибрация струн на пальцах была куда более радостной и приятной, нежели привкус крови на губах голодного охотника.
– Это снорк? – удивлённо спросил хозяин гитары (кто-то называл его Бобром).
– Не знаю. Эй, ты! Ты кто такой?
Этот вопрос был элементарен, и его понял даже этот зверь, но ответить на него было невероятно сложно. Рычать на этих сталкеров, которые даже оружия против него не подняли, было бы подло. Пытаясь шевелить гнилым языком, снорк произнёс слово, больше напоминающее мычание:
– Зн… нрк…
– Что?
– Снр… к…
– Что он сказал?
– Неважно. Раз сказал – значит человек. Может он немой?
Пытаясь выговорить то, чем он назывался, снорк прикладывал неимоверные усилия. А ведь когда-то давно он мог беспрепятственно разговаривать, наверное, выговаривая даже скороговорки. Но сейчас даже такое простое слово не получалось. Но даже мысль о том, что глупо называться своему врагу, не могла остановить существо.
– Снрк… сн… рк…
Я зык его еле ворочался. Из уст его вылетали нечленораздельные звуки, но снорк старался. Больше для самого себя, нежели для кого-то ещё. Каждый раз он снова повторял слово «снорк» и каждый раз всё больше себя ненавидел.
– Снрк… Снрк! Сн… рк…
– Спайк? – предположил Бобр. – Сук? Сноп?
Ненависть к себе всё росла, а снорк так и не мог выговорить слово. Самое главное, что он больше всего ненавидел себя за желание снова стать человеком.
– Дай гитару, Снак.
– Снрк… Сн… рк…
– Эй! Отдай гитару! Снег… или как там тебя!
– Ага… Снрк… Сн… рк… Угу…
Снорк машинально опустил гитару, интуитивно догадавшись о желании сталкера. Гнев к себе струился по жилам. Ведь он снорк! Просто снорк! Грязный! Вонючий! Гниющий! Жалкий! Просто ничтожество!
– Слазь к нам! – великодушно пригласил Бобр, получив гитару на родину.
– С… Н… О…
– Давай-давай!
Порождение Зоны! Вот он кто! Мысли об этом никогда раньше не забредали в его никчёмную голову. Кто человек? А кто он? Он – жалкое подобие человека. Рваньё! Он считает людей худшими существами на земле. А он кто? Всегда ли он убивает ради утоления голода? Нет. Он такой же как и человек. Только более проворный, жестокий и хладнокровный.
– Сн… о-а… р… к…
– Что?
– Снорк… Снорк. Снорк!
Сорвавшись с места, мутант соскочил на землю. Но сталкеры, вместо того, чтобы открыть огонь, в растерянности рассыпались по сторонам. Лишь хозяин гитары споткнулся о шпалу и упал. Одним прыжком снорк оказался возле него. Человек попытался дотянуться до автомата, но снорк это сделал первым. Не. Он не стал убивать сталкера. Он протянул ему оружие. Сталкер неуверенно прижал автомат к себе и стал медленно подниматься. Мутант издал тихий рык и направил ствол автомата себе в лоб.
– Ч… Что ты хочешь? – дрожащим голосом спросил сталкер.
– Уей.
– Что?
– Уей. Бовр. Уей. Слыишь, Бовр? УБЕЙ!
Последнее слово прозвучало в страшном рыке, и сталкер, скорее от испуга, нежели специально, нажал на спуск.
Этот феномен Зоны был уникальный, не единственный. Но снорки, осознавшие себя в полной мере, предпочитали не оставаться в живых, потому что не могли выносить самих себя. Вот так вот даже ужасный снорк смог остановиться, пусть и таким способом, потому что он, наконец понял кто он есть и что он творит. Неужели мы не можем это сделать?

Юрий «Osama bin Laden» Семендяев - «Кто я?..»

Уже час наблюдаю картинку, четверо сталкеров, сидящих у костра. Они сидят менее чем в 15 метрах, казалось бы, протяни руку и коснешься плеча вот этого, самого разговорчивого из них. Сразу видно, шпаки, так, залетная мелочевка, экстрималы. Решили в Зону ходить, сталкерить, небось крутыми уже себя видят. Харч сплошь домашний еще, в Зоне такое не найдешь, разве что по заказ у этого…. как его… ну вот, уже и имени не помню. Сидит в подвале… ну блин…а.. и нафиг, только лишним голову забивать.
Сидят эти удурки уже часа два, а то и больше, видимо ждут рассвета. А вот на другой стороне, за холмом, где лежит брошенный УАЗ, тоже кто-то наблюдает. Сейчас глянем, кто заинтересовался ими кроме меня….
Ага, ну я так и думал, кто же еще, только его сюда могло занести. Видимо, надоело ему на АТП бродить, кого там поймаешь, уже давно известно, что кровосос себе там логово соорудил, вот никто без надобности и не бродит там, а жрать-то ему охота, вот и высматривает. Он тварь умная, хитрая, видит, четверо, щас поймет, что это молодняк и все, амбец. Обязательно нападет.
Предупредить детей что ли? Да, надо помочь, как иначе….
Самый веселый из четверки сталкеров схватил новенький АК, припал на колено и дал короткую очередь в сторону УАЗа. Четко. Грамотно. Двадцать-два, все как в учебке. Тут же вскочили его напарники.
Тишину ночи разорвали короткие очереди, грамотные команды. Любо-дорого посмотреть. Вот тебе и шпаки, вот тебе и салажата.
Кровососа, конечно, не положили, но спугнули, не для его зубов харч, то есть, не для его хобота, или….блин, как у него эта хрень на физии называется-то….чертов Альцгеймер… а кто такой Альцгеймер? Ладно, проехали, понаблюдаем.
Сталкеры сели на свои места, смотрят друг на друга, глаза круглые, ничего не соображают. И вот один из них, видимо не первый раз в Зоне, уверенные глаза, повернулся в мою сторону. Встал. В глазах изумление, но не испуг. Поклонился в мою сторону…
- Спасибо тебе! Век не забуду. Огромное спасибо. Знаю, хабар тебе не нужен, но должник я твой, кровник.
Ясно, понял он в чем бодяга-то была. Что ж, пойду поищу другое занятие. Походите еще бродяги по Зоне, может и свидимся, тогда и расчет проведем…..

Медленно, неторопливо, удалялась от четырех изумленных взглядов спина контролера….

Юрий «Osama bin Laden» Семендяев - «Завтрак»

Очень хотелось есть. Просто до безумия. Даже не просто есть, а жрать. Запихать полный рот мяса и жевать его, жевать. Что за день такой? Серое унылое небо, то дождь, то ветер…и это сосущее чувство голода, преследующее с самого утра. И вроде бы вчера вечером набил брюхо, ан нет, настало утро, прошелся от Янтаря до Армейских складов – опять бурчит в желудке.
Все, решено, надо найти еду, быстро найти, быстро съесть. Нет, найти быстро, съесть медленно, растягивая удовольствие, смакуя каждый кусочек, облизывая пальцы. Главное, чтобы трапезе никто не мешал, ни кабаны, ни химеры, ни кровососы, ни контролер, засевший в центре деревни в разрушенном доме.

Для обеда место выбрано удачно, вся деревня как на ладони, между убогими строениями бродят с десяток зомби, видимо контролер создает ощущение жизни деревне. Ему делать нефиг, зомбям тем более, вот и развлекаются. Прямо под башней пара кровососов глумится над телами двух сталкеров из «Свободы», умудрившихся угодить к ним на завтрак. Вот блин, ну ладно….

За пригорком, на котором поселилась огромная электра, я их жуть как ненавижу, устроили лагерь четверо сталкеров, ну-ну, там со стороны болотца постоянно прибегают химеры, да кабанчики любят пробежаться по территории. Если конечно сталкеры из «Свободы» с барьера не отстрелят…

Приятное ощущение, когда ешь. Не то, чтобы совсем здорово, но приятное, когда в животе пусто, уныло все. А поел, хорошо, о, чем не занятие, можно скинуть на голову кровососам остатки моего пиршества.

Хм, ты смотри, ты смотри, как задергались, забегали, один рванул в башню, ну-ну, удачно добежать до верха, там пара ступеней еле живые…Ну, что я говорил, кровосос – это не обезьяна, да и до пернатого ему далеко… О, вышло чудо на двор, хряпнулось здорово, вон, ногу волочит. Ну, это ерунда, к вечеру будет бегать, как и раньше.

Вот, пора в путь, как раз кровососущие пошли в сторону центра деревни, видимо решили вздремнуть после еды. Ну а мне куда? Хм, хороший вопрос. Может прошвырнуться в сторону Радара, там место жирное, опасное, но жирное.

Одинокая фигура удалялась в сторону Радара, известного как Выжигатель мозгов, опасно и смертельного куска Зоны….

В голове шедшего зомби крутилась одна мысль: «Там еда, там много мяса, а жрать-то охота….»

Юрий «Osama» Семендяев - «Все вам, молодым, надо…»

12.02.2009

Темнело. Небо меняло серое мрачноватое покрывало на черноту, непроглядную черноту ночи. В старом, практически развалившемся деревенском домике сидели двое. Сидели друг напротив друга. В сгущающихся сумерках.
- Слушай, вот скажи, кто такие снорки?
- О, ну, это вопрос вопросов. На этот счет нет единого мнения. Одни говорят, что это бывшие сталкеры, попавшие под излучатель Янтаря, другие, что это результат экспериментов в той же подземной лаборатории. Непонятна их привязанность к противогазам, тем более не работающим.
- Ясно. А вот плоти, они откуда?
- Ну, плоть. Плоть очень смахивает на матировавшую свинью. У плоти очень опасны передние конечности, попадешь под удар такой, мало не покажется. Хотя, плоть трусовата. Нападет лишь, когда очень голодна. А так … можно пугнуть, сама уберется.
- Но есть плоть – это свинья, то Припять-кабан откуда?
- Ну, вот. Приплыли. Свинья – домашнее животное, понимаешь?
- Ну, да.
- А кабан. Кабан дикий. Он тоже подвергся влиянию радиации. Десяток встретишь – считай ты труп.
Помолчали. Поглядывая на темнеющее небо.
- Хорошо. А вот контролер, он откуда?
- Контролер?..Ну, брат, это точно военные навертели. Тут столько лабораторий под землей, все не обойти. Возможно, в какой-то из них и проводились эксперименты по выведению таких уродцев. К таким близко подходить неьзя. Попадешь под контроль – все, пиши-пропало. Будешь в его войске ходить пока не сгниешь.
- Жуть какая.
- Это еще цветочки…
- Да-да, расскажи про карликов и этих…полтергейстов.
- Да что тебя на всякую хрень потянуло? Давай завязывать базар. Гляди стемнело уже.
- А, и то верно. Пора выходить.
- Вот именно. Пора.

И растворившись в темноте, два кровососа рванули на поиски ужина.